Комната, кровать, за столбики кровати привязана обнаженная девушка из сна. Рядом стоит обнаженный по пояс огромный мужик в маске праздника Зимнего поворота(49), за поясом у него бич, в руках поблескивает нож с кривым лезвием. На теле девушки видны следы жестокого избиения, губы рассечены и кровоточат, из носа течет капля крови и оставляет на щеке красную кривую дорожку, на теле ссадины. «У нее еще должны быть следы от плети на спине» — вдруг вспомнилось Одрику. Палач перестал играть кинжалом и решил пустить его в ход, он сел на ноги жертве и стал размеренно, даже кропотливо, вонзать в лицо, руки и тело острие ножа, при этом проворачивая его, как будто выковыривал мед из сот гариамских(50) пчел. Сквозь сжатые зубы девушки вырвался стон, она выгнулась дугой, кровь из многочисленных ран сочилась на белые шелковые простыни. Истязатель вогнал кинжал в шерстяную плоть матраса, на пронзенной простыне тут же расплылось алое пятно, а сам тем временем расстегнул многочисленные пряжки пояса купеческих штанов с обилием потайных карманов. Этого Одрик вынести уже не смог, подскочил к палачу сзади, схватил кинжал, которым тот только что наносил раны своей жертве, и рассек ему горло от уха до уха, на руки хлынула кровь. Палач схватился за шею, развернулся в сторону мага, маска свалилась, оголив перекошенное изуверской страстью лицо купца Оорона, и дикую ненависть в его глазах. Мастер сновидений изготовился броситься на уродливого извращенца, вскинул окровавленные руки, из которых еще не выпускал нож … и с криком проснулся. Перед собой он увидел собственные руки, готовые к схватке, его легкие набрали воздуха для второго крика, но на удачу в ту ночь ярко светила Мурана. В ее мягком свете можно было однозначно понять, что в руках ничего нет, они чисты и пусты, даже сквозь рукоять приснившегося кинжала, которую все еще обхватывали пальцы, теперь проникал желтенький, как птенчик, луч. «Сон! это был только сон! " — взлетела спасительная мысль в его голове, и молодой маг расслабил пальцы сжимавшие оружие. «Только я–то как туда попал? " — это был уже совсем другой вопрос. Холодный липкий пот покрывал лицо, шею, тело сотрясала дрожь, он с трудом поднялся, было гадко, паскудно. Внутри как камень зашевелился, он еле успел добежать до умывальника, его вырвало, и его тело бессильно опустилось на пол. Он не терял сознания, с магами этого просто так не случается, не оставался без чувств, чувства присутствовали, но никогда еще они не были такими омерзительными. Точно неизвестно, сколько он так провалялся на голом полу, потом поднялся, долго стоял под струйкой холодной воды из верхнего умывальника, в надежде выполоскать всякую гадость из головы, пока не привел себя в состояние подобное человеческому. Нацедил себе в собственноручно изготовленный любимый бокал цвета морской синевы на два пальца рома, чтобы не трясло, теперь уже от холода, и, зная, что больше не уснет, попытался заняться работой. Нужных для похода амулетов не хватило, и командир поста оставил ему заказ на недостающие. Работа — лучшее средство от всех неприятностей. Получалось не очень хорошо, но заказ выполнить надо, не хватало еще задерживать здесь столичных магов, и получить неустойку на свою больную голову.
Когда совсем рассвело, он решил дойти до соседнего трактира, горячий завтрак ему сейчас очень бы не помещал. Уже в дверях заведения Одрика окликнул его приятель Рор, вообще приятелей было трое, братья Рооринг, Лоаринг, Соуринг, для друзей Рор, Лор и Сор. Братья собрались наконец поохотиться на лесных илларей(51). Рор заходил к аптекарю за примочками от ушибов и ссадин, без которых у них не обходилась ни одна охота, там он и узнал леденящие душу подробности смерти старого Оорона, которого утром нашел слуга в невероятной позе с выражением дьявольской радости на застывшем лице. А сам Рооринг узнал все это, так как лично стал невольным свидетелем допроса аптекаря городскими стражами о составе купленной Оороном смеси.
Одрик скривился так, будто вместо яйца луговой курочки ему подсунули яйцо гваррича.
— Проклятье! — процедил он сквозь зубы.
— Да что с тобой?! Ты сегодня цвета лягушки в обмороке.
— Что–то я ночью не спал, и знобит…. Сыро сегодня, зябко. Да еще ты с утренними новостями.
— Ну вот, получается, я тебе аппетит испортил. А не спишь по ночам, потому что уже большой мальчик. В твоем возрасте мальчики в одиночку не спят, от этого и несварения всяческие бывают, да и вдвоем не замерз бы. Ну, это дело поправимо. Заходим же туда, куда шли.
Молодые люди ввалились в заведение, где их обоих знали, как облупленных. Шустрая огневолосая Кайте, взмахом пушистых ресниц ответившая на их приветствие, рванулась к плите, сочинять дежурную глазунью. Но Рор широким жестом обеих рук подозвал ее к себе. Пока она шла к их обычному месту в дальнем углу, казалось, что по всему вокруг, по прокопченному потолку, по потертым до лоснящегося блеска столам, по стертому не одной тысячей ног полу, переливались блики огня.