— Тебе все девчонки. Ты не сказал что-то важное.
— Что я еще забыл? Что еще? — спрашивал мэтр сам себя и вдруг вскрикнул от неожиданной догадки. — Пресветлая богиня, в городе легионер!
— Так! Прав был Гаарх.
— А когда Гаарх ошибался? — обиженно произнес кто-то из леса.
— Можно я ему расскажу? — спросил Макс у леса.
— Валяй, рассказывай… — последовал ответ.
Макс повернулся к обалдело озирающемуся воровскому главе.
— Кто там? — шепотом спросил Олирко.
— Там свои, — успокоил его старый друг, навечно оставшийся молодым, собравшийся что-то поведать ему.
— Мне разрешено говорить. Тебе передают: не читай письма, там смерть. Уничтожить его тоже нельзя, на нем заклятие, смертельное заклятие.
— Откуда ты знаешь? — подскочил мэтр как ужаленный.
— Ниоткуда я не знаю, я просто передаю.
— Но как быть: читать нельзя, не читать тоже нельзя?
— На нем не указано имя, оно направлено главе воровской гильдии вообще.
— Хм, действительно, что же я раньше не догадался.
— Мне пора уходить, — сказал Макс и стал затаптывать костер. — Тебе все ясно? Та рука, что послала письмо, та же направила и легионера.
— Яснее не бывает. Сделаю все, что в моих силах, и даже сверх этого. Я обязан тебе очень многим.
— Вот и вернешь должок. — Макс раскрыл ладонь для прощального рукопожатия, но вспомнил и отдернул руку. Он уходил вниз вдоль протоки к следующему озеру, из леса к нему вышел долговязый нечесаный тип в драном плаще. Макс обернулся и крикнул:
— А ты знаешь, как помириться со своей интуицией?
Мэтр Олирко замотал головой.
— Угости ее полуденницей, она же все-таки женщина.
И воровской голова услышал, как долговязый тип рассмеялся, мороз прошел по спине бывалого ворюги от его смеха…..
Пока наш замечательный сентиментальный вор решал насущные проблемы во сне, в полумраке трактира сидел человек, проблемы которого прогнали сон вконец. Это заведение вообще никогда не закрывалось, Джавругу пришла в голову идея, что слишком накладно будет оплачивать сон ночному сторожу, пусть трактир вообще не закрывается. И даже зимой у них в Караваче находились полуночные посетители, немного, но находились, а про лето и говорить не стоит. Неплохая коммерческая жилка досталась Джавругу от предков, но он и сам ее исправно тренировал.
Когда услужливый Джавруг, потешая постояльца, выговорил имя Дьо — Магро, человек вздрогнул, как будто ему всадили кинжал в спину. Имя командира заставило слушать сладенькое жужжание дальше, потому что это касалось его самого напрямую.
Его, тайного стража Сигвара, теперь уже бывшего. БЫВШЕГО…. Вся это история, которую так боялись в Караваче, но о которой так любили пошушукаться с многозначительной гримасой, выдавая очередные бредни за чистейшую правду. Он был одним из тех трех стражей, которые видели все и молчали. Даже по прошествии времени молчали именно потому, что знали. Но сейчас один из его соратников замолчал навсегда, странная нелепая смерть, а другой просто пропал, только просто так ничего не бывает.
Молчать одному было еще мучительней, чем молчать втроем. Сигвар считал себя виновным, хотя все убеждали его в неотвратимости случившегося, что они столкнулись тогда с чем-то зверским и неизвестным никому. А как можно противостоять тому, чего не знаешь? Но он же был охранником, он должен был спасать даже ценой своей жизни, а он ничего не смог. Даже тот мальчишка смог, а он, тайный страж — НЕТ. Про того парня Джавруг тоже разболтал постояльцу, трепло базарное. Ну, куда лезет, его же там не было даже среди зевак, там, где Сигвар был "на сцене". А кто он теперь? Да никто, бледная тень прошлого. Разговор трактирщика снова разодрал старую рану, хотя, если честно, она и не затягивалась. Но ему показалось, что-то неладно. Может быть, старое позабытое чутье охранника проснулось, когда лучший способ борьбы с опасностью — предвидеть и избежать ее. Его все равно никто не ждал, и Сигвар решил дождаться рассвета.
Смех долговязого уже стих, а Олирко сидел и смотрел на воду укачиваемый каруселью мыслей. Из задумчивости его выдернул раскат грома и не заставивший себя ждать дождь. Листья на деревьях скорчились и почернели как обожженные, в шаге от себя уже ничего нельзя было разглядеть. Ливень почему-то был из какой-то грязи, мутный, как в уличная лужа. Пыль попала в глаза, скрипела на зубах, не давала дышать…
— А?! Что?! Кто?! Почему я ничего не вижу? Антонин!
— Мэтр, это я.
— О, Пресветлая богиня, где мы? Антонин, где? Почему так темно?
— Мэтр, это я Вас будил, Вы кричали во сне. Такого за Вами я не припомню. Я сейчас зажгу светильник. Еще ночь и до рассвета далеко.
— А этот вой?
— За окном, мэтр. Там снег метет, вьюга. Гаарх бы побрал эту каравачскую погоду.
— Антонин! Больше никогда, ни за что не поминай при мне Гаарха.