Мастер страшного суда

- Зеленый молитвенный коврик из Боснии! - сказал Феликс, глаза его блуждали в полумраке, окутавшем комнату. - Сколько времени прошло с того дня, когда я сидел здесь перед вами в последний раз? Я был вольноопределяющимся вашего полка и пришел с вами посоветоваться по одному тяготившему меня делу. Eheu, fugaces, Postume, Postume... Вы говорили тогда со мною как друг - все в огонь, барон?

- Все в огонь. Мелочи прошлого... Инженер, очевидно, не придет сегодня. Теперь уже девять часов.

- Он придет наверное.

- В таком случае разрешите предложить вам покамест... Рюмку шерри? Чашку чаю?

- Нет, благодарю вас. Мне бы только воды... Вы позволите взять стакан, что у вас на письменном столе...

- Я бы вам не советовал пить из этого стакана,-сказал я и позвонил слуге. - Это снотворное, которое я приготовил себе на ночь.

- На ночь, - тихо повторил Феликс и устремил на меня долгий, испытующий взгляд.

Прошло несколько минут. Пришел Винцент, выслушал мое распоряжение и бесшумно исчез. Я рылся в старых бумагах.

- Я поступил нехорошо, не пригласив вас сегодня утром подняться наверх, - заговорил вдруг Феликс. - Когда я через полчаса подошел к окну, вас уже не было, быть может, вами руководило вполне естественное желание...

Я остановил его - не словом, не жестом, только изумленным выражением глаз.

- Я видел, как вы ходили под дождем взад и вперед около виллы, неужели я ошибся? - продолжал он, немного смутясь.

- В какое время это было? - спросил я.

- В десять часов утра.

- Это невозможно, - сказал я спокойно. - В десять часов я был в канцелярии моего адвоката. Наша беседа продолжалась от девяти до одиннадцати утра.

- В таком случае я введен в заблуждение весьма, впрочем, необычайным сходством.

- Вероятно, - сказал я и почувствовал, как во мне поднимается гнев. Он все еще был уверен, что я стоял под окнами виллы, чтобы перехватить взгляд Дины, я читал это в его глазах. Я больше не мог владеть собою, на меня нашло дикое желание оскорбить его, поразить его чувство гордости, сделать ему больно. Я достал портрет, нашел его сразу, - портрет, которого не показывал еще ни одному человеку на свете, держал его в руке несколько секунд, держал его так, что Феликс должен был его узнать, я видел, как он побледнел, как задрожала его рука, державшая стакан с водою, - и затем я небрежным жестом бросил портрет Дины в огонь.

Судорога пробежала у меня по телу, я почувствовал укол в области сердца, невольно вспомнилась мне одна ночь, зимняя ночь, и в следующий миг мне захотелось голыми руками выхватить портрет из огня, но я превозмог себя, дал обратиться в пепел портрету и не тронулся с места. В глазах у меня стало темно, я видел пламя в камине, руку в белой повязке и больше ничего.

- Вот мне и дан ответ, ради которого я пришел сюда, - услышал я голос Феликса. - Говоря по правде, ваши планы не были мне ясны, и ночь у меня ушла на составление письменного отчета о деле, касающемся вас и меня, на всякий случай. Теперь, конечно... Я вас понял, барон. Вы приняли определенное решение, и оно бесповоротно. Иначе вы не расстались бы с этим портретом.

Он вынул из бокового кармана большой белый конверт и держал его так, что я мог прочесть надпись.

- Вот письмо, - сказал он. - Оно стало излишним. Разрешите воспользоваться случаем, представляющимся мне.

И он бросил в камин письмо, адресованное командиру моего полка.

И теперь, в этот миг, я понял, что час настал и судьба моя решена. И лишь только эта уверенность овладела мною, образ клонившегося к закату дня показался мне вдруг странно изменившимся: мне почудилось, будто уже с самого утра только эта мысль и руководила мною, что я должен умереть, потому что злоупотребил своим словом. И все, что я делал в течение дня, раскрыло мне теперь свой тайный смысл: словно не из прихоти только, а из желания умереть уничтожил я свои бумаги - ничего не должно было остаться в этом мире на долю пошлого любопытства. Долгожданное письмо из Норвегии, письмо Иоланты, я оставил нераспечатанным; что бы в нем ни содержалось, читать его уже не имело смысла. И там стоял стакан и ждал меня, и сулил сон - сон без пробуждения.

- Позвонили, - сказал Феликс, - это Сольгруб. Теперь пусть рассказывает нам свои сказки. В наших решениях это не изменит ничего.

Я услышал шаги... Сольгруб... Инженер... Я боялся мгновения, когда он появится в комнате; то, что он мог сообщить, должно было теперь прозвучать нелепо, дико, смешно - я видел насмешливую улыбку на губах Феликса.

- Сольгруб! Входи, Сольгруб! - крикнул он. - С какими ты вестями? Рассказывай!

Это был не инженер. Доктор Горский стоял в дверях.

- Это вы, доктор? Вы ищете Сольгруба? - спросил Феликс,

- Нет. Я вас ищу, - медленно сказал доктор Горский. - Я был у вас, меня направили сюда.

- Кто вас направил сюда?

- Дина. Я это скрыл от нее, я ей ничего не сказал. Сольгруб...

- Что Сольгруб?

Доктор Горский сделал шаг вперед, остановился и вперил в меня глаза.