Мастер Страшного суда. Иуда «Тайной вечери»

На лице Манчино, когда он, подняв голову, увидал Иоахима Бехайма, отразились самые противоречивые чувства. Немец уже не раз донимал его, назойливо расспрашивая о девушке, которую упорно именовал своей Аннеттой, но сейчас он, пожалуй, явился даже кстати. И Манчино не замедлил сообщить об этом:

– Садитесь, коли уж добрый ангел послал мне вас, а не кого другого.

– Сударь! – напустился на него Бехайм. – У вас что же, заведено этак вот приглашать? Лично я привык к более дружелюбному тону и полагаю, что вправе на него рассчитывать.

– Ваша правда, – признал Манчино. – Первая заповедь: будь в ладу с тем, у кого есть деньги. Стало быть, садитесь, если вы не против моего общества. Что же касается доброго ангела, так он не больно-то и пекся обо мне всю мою жизнь, иначе бы со мною дело обстояло получше, и я бы мог угостить вас нынче молоденьким каплуном либо телячьей грудинкой, сдобренной кориандром.

– Не беда! – утешил Бехайм. – Я зашел всего лишь промочить горло.

– Эй! Хозяин! – крикнул Манчино. – Что слоняешься без дела? Пинту вина этому господину! В друзьях у меня, как видишь, недостатка нет. – И, поворотясь к Бехайму, продолжил: – Так вот, час назад добрый ангел, как законченный шалопай, беспардонно забыл о своем долге передо мною и допустил, чтобы я, не подозревая худого, вошел в этот трактир, где меня, судя по всему, знают, ведь, пока вас не было, этот боров, – он кивнул на хозяина, – ни на миг не спускал с меня глаз. Притом что я, себе же в убыток, проявил скромность и предупредительность, которых он вовсе не заслуживает, – заказал-то я одну только брюкву, которой насытился не более чем на треть. Но от трактирщика благодарности не жди!

Он умолк, и на морщинистом его лице изобразились горечь и сожаление.

– Отчего же это хозяин дарит вас таким вниманием? – как бы невзначай спросил Бехайм, заранее зная ответ.

– Оттого, – ответил Манчино, – что чует: денег у меня нет и вместо платы я дам ему пощупать складки моего пустого кошелька. А если он этим не удовлетворится и, скажем, затеет свару, я угощу его пинком или получу пинка от него, это уж как распорядятся удача и бог драки, а потом я попробую сбежать.

– Недурственно, можно поразвлечься! – заметил Бехайм. – А кинжальчик, часом, в ход не пойдет?

– Очень может быть, – угрюмо сказал Манчино.

– Черт меня побери, такое веселье по мне! – воскликнул Бехайм. – Но не завершить ли нам сперва наше маленькое дельце?

– О каком это дельце вы толкуете? – спросил Манчино.

– Мой добрый ангел, – пояснил немец, – не такой шалопай, как ваш, он о своем долге не забывает, вот и сделал так, что я вполне могу угостить вас жареным каплуном или пряной телячьей грудинкой по вашему выбору. И вам от этого…

– Эгей, хозяин! – крикнул Манчино. – Подите-ка сюда и послушайте, что говорит этот господин! Как следует послушайте, ибо его устами глаголет сам Всевышний!

– …двойная выгода, – продолжал Бехайм. – Во-первых, польза для вашей души, ибо вы сделаете доброе дело, сказавши мне, где я могу найти мою Аннетту, а во-вторых, получите каплуна.

– Исчезни! – бросил Манчино подошедшему хозяину. – Вот оно, значит, как. По-вашему, я из тех, кто за кусок хлеба все готов продать. И вы правы, сударь. Ничтожному человеку – ничтожная плата. А что я в этом мире, как не мелочной торговец, который торгует тем, что у него аккурат есть: то стихами, то бабами. Ваша правда, сударь, я такой, ваша правда.

– Значит, если я правильно понял, вы принимаете мое предложение? – подытожил Бехайм.

– Допустим, принимаю, только я не вижу, какой вам от этого прибыток.

– Скажите наконец, где она живет, – наседал Бехайм. – Остальное моя забота.

– Берегитесь! – Манчино в задумчивости глядел на улицу. – Из-за двух лучистых глаз Самсон ослеп. Из-за двух белых грудей царь Давид не убоялся Господа. А из-за двух стройных ножек Иоанн Креститель лишился головы.

– Ну что вы! – рассмеялся немец. – Я-то, пожалуй, в худшем случае ногу себе вывихну.

– Как-как? Не пойму я вас, – сказал Манчино.

– Я приеду к ее дому верхом, – объяснил Бехайм, – и заставлю коня выделывать разные штуки, танцевать и делать курбеты, а потом устрою так, чтобы он осторожненько сбросил меня наземь. Тогда я стану звать на помощь, стонать и охать так, что боже упаси, и притворюсь, будто потерял сознание, тогда меня отнесут в дом. А мне только того и надо.

– А дальше что?

– Это уж мое дело, – сказал Бехайм и разгладил свою темную, аккуратно подстриженную бородку.

– Ладно, по мне, так и лежите себе на дороге, с разбитой, вывихнутой или сломанной ногой, – посулил Манчино, – потому что в ее дом вас не отнесут, это уж точно. Будь вы француз или фламандец, может, еще и отнесли бы, они нынче в моде, миланки им благоволят. А вот немцы или, скажем, турки у женщин не в чести.

– Но-но, не зарывайтесь! – сердито буркнул Бехайм.

– Может, через некоторое время позовут лекаря, – продолжал Манчино, – чтоб заштопал вашу ногу. Вот и подумайте, не лучше ли угостить меня каплуном просто из милосердия Божия. Вам от этого тоже двойная выгода. Во-первых, душе польза, а во-вторых, ноги в целости сохраните.