Мастер сыскного дела

Мишель не ответил. Он и сам не знал, сможет или нет. В бою он убивал, да не раз, хоть после за упокой душ тех загубленных в церкви свечки ставил, а вот так, чтобы не немцев, чтобы своих, русских под смерть подводить...

Не было у него ответа на сей вопрос!

— Ладно, отдыхай, товарищ Фирфанцев. Курить будешь?

Глушков вытащил из кармана, протянул портсигар. Золотой.

— Видал! — похвастал он. — Чистое золото! Раньше из него какой-нибудь граф сигаретки брал, а ныне я тебя угощаю! На...

— Спасибо, я не курю, — ответил Мишель. — Я пойду, караул проверю...

Красноармейцы стояли на площадках, лениво покуривая свернутые из газет цигарки. Как заметили Мишеля, враз подобрались, перехватили отставленные в сторону винтовки. Но глядели недобро, может, раздумывая, как бы его благородие сподручней сбросить с поезда.

— Что видно?

— Так ничего — вечер уж да дым ишо! Ни зги не видать...

— Ну, гляди в оба!

— Ладно, чего уж, разе мы не понимаем...

Единственный следующий за паровозом пассажирский вагон мотало из стороны в сторону, от чего Мишель, идя по коридору, качался и хватался руками за стены и поручни.

В купе его ждал Глушков, веселый и развязный. На столе стояла бутыль с мутным самогоном.

— Будешь, товарищ Фирфанцев?

Мишель вновь отказался.

Товарищ Глушков обиделся, надулся. Пальцем погрозил.

— Какой-то ты, парень, странный, — пьяно щурясь, сказал он. — Не свой, ей-ей — не куришь, самогонку вон не пьешь. Одно слово — барин. Может, ты, конечное дело, перековался, а все ж не полностью. Не верю я тебе — не-а. Осталась в тебе господская спесь.

Ну да я добрый — как в Ревеле груз сдадим, отпущу тебя на все четыре стороны.

Налил в стакан самогонки, опрокинул в рот, передернулся весь, заел ржаным сухарем...

Уже когда сомлевший от выпитого Глушков уснул, Мишель сел на диван и попытался расслабиться. Он, почитай, три месяца дома не был и теперь снова ехал не домой. Раньше он любил поезда, дорогу, любил куда-то ехать. Но то было до Анны, когда он был один и никто его не ждал. А теперь... Теперь он воспринимал поезд лишь как силу, отрывающую его от Анны...

Товарищ Глушков, не снявши грязных сапог, развалился на диване и теперь громко, с надрывом, храпел, пуская изо рта слюну на подложенную под голову скомканную шинель. В коридоре, прогоняя сон, заунывно пел красноармеец, хоть сие ему запрещал караульный Устав. Мишель хотел было пойти его образумить, да не нашел сил встать.

Тук-тук, тук-тук — еще одна верста... И еще... Все дальше и дальше от Москвы, от дома!

Куда его несет нелегкая?.. Кто эти люди, с которыми он едет вместе, но с которыми ему вряд ли по пути...

Как прибыли в Ревель, состав загнали в дальний тупик. Товарищ Глушков тут же побежал куда-то, назначив Мишеля вместо себя и наказав ему сторожить груз пуще глаза.

Мишель поставил красноармейцев по обе стороны пути, строго-настрого приказав им никуда не отлучаться и не подпускать никого к вагонам ближе тридцати шагов. Красноармейцы, перехватив винтовки с поблескивающими на солнце примкнутыми штыками, прохаживались по шпалам, Мишель находился здесь же, при них, присев на подножку.

Скоро подъехал грузовик, из кабины которого выскочил товарищ Глушков.

— Давай, грузи! — крикнул он, размахивая рукой. Красноармейцы сбили с теплушки засов, с грохотом откатили в сторону дверь. Мишель, любопытствуя, глянул внутрь. Вагон был почти пустой — только посредине лежали какие-то деревянные ящики. Солдаты похватали их и поволокли к выходу. Ящики были совсем небольшие, но солдаты, сгибаясь в три погибели, еле-еле волокли их. Неужто патроны?.. Нет, навряд ли... Мишель не раз видел, как разгружают с телег и волокут к передовой боеприпасы — они, конечно, тоже тяжелые, но не настолько — иной солдат покрепче в одиночку их поднимал и на закорки кидал, да и ящики те выглядели иначе. А эти просто неподъемные! Что ж здесь — свинец, что ли?..

Красноармейцы перетаскали ящики в грузовик.

— Товарищ Фирфанцев, подь сюды! — крикнул Глушков. Мишель подошел.

— Ты тоже езжай, да кого из красноармейцев с собой прихвати!

— Лиходеев, Еременко, Карпухин! — крикнул Мишель. — Айда за мной!

Три солдата, подсаживая друг друга, полезли в кузов.

Грузовик чихнул, дернулся, чадя выхлопом, поехал. Мишель, присев на ящики и держась за борт, глядел по сторонам.

Ехали недолго — только вывернули с пакгауза, как уже остановились подле Советского торгпредства. Шофер гуднул — из-за ворот вышел человек в кожанке.

— Чего тебе?

— Открывай давай!

Ворота распахнулись.

Машина въехала, осадила задним бортом, встала подле крыльца.

— Тащи их сюда! — крикнул товарищ Глушков.

Мишель, помогая красноармейцам, ухватил один ящик, крякнул, потянул, да не поднял даже — экая тяжесть!

— Куды лапаешь — надсадишься, не барское то дело! — ухмыльнулись солдаты.

— Это тебе не кофею пить!.. Отойдь, благородие.

Но Мишель, не желая выказывать своей слабости, все ж таки впрягся в ящик, уперся, потащил его наверх на пару с Карпухиным. Тот кряхтел, с подозрением глядя на командира.

Чего это он пуп надсаживает? Не иначе выслуживается пред Советской властью...

Втащили ящики на второй этаж.

Потом другие.