— У меня есть друг — это ты.
— Нила, ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Почему так, Нила? Ты красивая женщина…
— Это все макияж и палевое платье.
— Перестань. Отчего ты все время одна?
— Го, мне странно, что ты затеял такой разговор. Ну если угодно, я объясню. Учитель Ван То запретил мне и думать о мужчинах, если я хочу быть совершенным мастером фэн-шуй. Я не знаю, как связаны между собой фэн-шуй и мужчины и почему одно может помешать другому, но я выполняю волю своего учителя. Вот и все. Заводить любовника, чтоб испортить себе карьеру? Уволь. Я для этого сишиком по-европейски мыслю. Кузен, ты как-то необычно погрустнел. Как это понять?
— Да была у меня одна идея, — неопределённо произнёс кузен, глядя в сторону.
— Го, ты просто прелесть и я тебя очень люблю, — улыбнулась я. — Но…
— Но.
— Да.
— А каким ты представляешь идеального мужчину?
— Для себя или вообще?
— Для себя. И не говори, что ты никогда об лом не задумывалась.
— Задумывалась. — Я усмехнулась. — И пришла выводу, что идеальный мужчина для меня — это как археологические раскопки.
— То есть?
— То есть каждый день откапываешь в нем что-то новое, делаешь открытие, а каждая черта его характера есть часть прекрасного целого, которому имя идеал.
— Слишком поэтично, мне не понять.
— Го, давай оставим разговоры на эту опасную для меня тему.
А тема и вправду была мне не очень-то приятна. Рассказывать про своё вынужденное целомудрие я не любила, потому что тогда сразу выходила карьеристкой, неспособной променять работу на чувства. Но однажды я была влюблена (или думала, что влюблена), а закончилось это рождением Кэтнян и разводом. А теперь я могу видеть суть вещей, чувствовать силы, властвующие в природе, действовать в унисон со стихиями — и все это променять на не вполне внятное чувство привязанности к определённому мужчине? Нет, увольте.
Из ресторана мы возвращались поздно вечером. Го обладал уникальной способностью пить не пьянея, потому я не боялась, что мы закончим этот прекрасный во всех отношениях день банальной аварией. Тем более что Го решил проехать не по оживлённой магистрали, а окольной дорогой, полупустой в этот час.
И откуда на дороге взялся тот человек, я так и не поняла.
Го заметил его и ударил по тормозам. Я завизжала, понимая, что тормоза уже ничем не помогут, а дальше произошло странное.
Наша машина проскочила
…Который поднял правую руку и…
…С его руки сорвалась змеистая ослепительно-белая молния и ударила в машину.
Это было последним впечатлением такого прекрасного дня.
Глава шеста
ПОМИНАЛЬНАЯ ДОЩЕЧКА
Постоянное не умрёт.
Я шла по облакам.
Они были грязно-голубые, с оттенком серого, и скрипели под ногами, как раскрошившийся пенопласт.
А до небосвода можно было достать рукой. Только ничего интересного в этом не было. Когда я потрогала небосвод, оказалось, что сделан он из дешёвой ткани вроде сатина и выкрашен синей гуашью. Чешуйки сухой гуаши остались на моих пальцах после прикосновения.
Оттого, что небо и облака столь прозаичны и унылы, меня охватила печаль. Я остановилась и отодвинула рукой назойливую пенопластовую тучу, чтобы взглянуть вниз, на землю. Может быть, хоть там все без изменений — живое, радостное, блестящее?
Но я тут же услышала голос за спиной:
— А вот этого тебе делать не положено. Я обернулась в некоторой растерянности.
На меня смотрело странное существо — с туловищем змеи, птичьими крыльями и рыбьим хвостом. Лицо его выглядело жутковато: огромная пасть, выпученные глаза и плоский широкий нос. Да, голову к тому же украшали рога. Выпуклые глаза переливались радужным сверканием, а изо рта периодически показывался золотистый раздвоенный язык.
— Я не знаю тебя, — надменно сказала я существу. — А потому ты не имеешь права мне указывать.
— Быстро же ты все забыла, — сказало существо. — Ещё не минуло и миллиарда лет, а у тебя совсем сдала память.
— Послушай, — сказала я существу, раздражись. — Если я что и забыла, так, значит, оно стоит того, чтобы забыть! Но я отлично помню, что мне нужно быть на земле! Я — оттуда!
Я отпихнула назойливое облако и все-таки глянула вниз, ожидая увидеть там очертания земли. Но вместо этого внизу была лишь чернота — густая, самодостаточная, невыносимая для глаз чернота, от которой сжималось сердце и дрожали руки.
— И чего ты добилась? — насмешливо заметило существо. — Красива твоя земля? Так ли уж ты хочешь вернуться? Или мы продолжим с тобой ту игру, что началась тогда, когда этой земли и в помине не было?
— Оставь меня в покое! — яростно крикнула я. — Иначе я покажу тебе, на что способна!
— О, ты по-прежнему горда и высокомерна, — произнесло существо огромным ртом. — Ты так и не поняла простой истины: с духами надо договариваться, а не воевать.
— Так ты дух?
— Я
— Нет, — сказала я, дрожа от непонятного ужаса. — Прости меня. Отпусти меня. Я так хочу на землю!