Мастер ветров и вод

Судьба словно подталкивала меня, отправляла в забытую, совсем неродную Россию с упорством, достойным лучшего применения. Уже куплен был билет, выправлена виза и собран багаж и я давала последние наставления Кэтнян, умоляя её не слишком терзать дорогую кузину Хуа и побольше времени уделять образовательным программам… Уже я позвонила Соне и сообщила дату и время своего вылета… Уже мне казалось, что я одной ногой в России, представлявшейся полусказочной страной…

Но накануне моего вылета произошло удивительное, ещё более удивительное, чем сон, в котором покойный кузен Го играл со мной в маджонг.

Мне позвонил сам учитель Ван То.

Это все равно как если бы обычному христианину позвонил архангел!

— Учитель, — сказала я, едва дыша в трубку, — как я рада вас слышать!

— Оставь эти любезности для светских мужчин, Нила Чжао, — как всегда ворчливо потребовал учитель Ван То. — Я звоню тебе не за тем, чтобы слушать твои восторги. До меня дошли сведения, что ты собираешься ехать в Россию…

— Да, учитель. Меня пригласила моя подруга…

— Несчастная, ты даже не представляешь, в какое переплетение судеб ввязываешься! — с неожиданным гневом в голосе заявил учитель Ван То. — Ты слишком опрометчива и доверчива, ученица! Знай же, что в этой стране, родившей тебя, многие несчастья тебя постигнут, многие злоключения. Ты можешь там потерять себя, погибнуть как мастер фэн-шуй! Не для того я учил тебя! Опасность дышит тебе в плечи, а ты беспечна, как мотылёк! Жизнь плетёт крепкие сети, из которых тебе уже не удастся выбраться!

Я удивилась и словам и тону наставника, удивилась до растерянности:

— Что же мне делать, учитель?

— Откажись от этой поездки, — сказал мой наставник. — Откажись от всякого общения с этой женщиной. Она принесёт тебе только неудачу! Она лишит тебя сил, которые ты так долго копила в душе!

И вот тут вскипела во мне злость, недостойная меня, внезапная. Злость, которой не следовало давать волю.

— Учитель, — сказала я, внутренне мрачнея. — Вы, верно, не заметили, но я давно стала очень взрослой девочкой. И мне не нужно советов относительно того, куда ехать, с кем общаться и как поступать. Как вы можете обвинять в чем-то человека, которого никогда не… Не знали!

— Глупая девчонка! — В голосе учителя слышалась печаль, смешанная с разочарованием. — Я предполагал, что ты не захочешь внять совету, но все-таки дал его тебе.

— Спасибо, учитель, — ответила я. — Совет я приняла, но все равно поступлю по-своему. Поздно сдавать билет, да и телеграмму Соне я уже отправила…

— Что ж, — голос учителя был по-прежнему печален, — ты слишком торопишься навстречу своим бедам, даже не хочешь ждать, когда они сами отыщут тебя…

— Учитель, я научилась отражать беды, — сказала я.

И услышала ответ:

— Когда ты говоришь, что научилась, значит, ты ничему не научилась. Когда я посылал тебе письмо с говорящей рыбкой-фу, я думал, что посылаю письмо ученице, а не глупой женщине с паклей вместо мозгов.

Я вспомнила про письмо с алой говорящей рыбкой…

— Так то письмо было от вас, учитель? Но мой наставник уже положил трубку.

От этого разговора я ужасно расстроилась, но даже он не мог поколебать меня в моем решении.

Я вдруг твёрдо поняла, что не могу прожить без России и дня. А уж без общества Сонечки Вязовой — тем более.

Позднее, гораздо позднее я спрашивала себя: какая сила владела мной тогда? Спрашивала — и не находила ответа…

Но это будет позднее…

А пока я продолжу своё повествование.

Я слезливо и мелодраматично попрощалась с Кэтнян и всеми китайскими родственниками, позвонила Соне, что вылетаю, и отправилась в аэропорт.

Полет я перенесла нормально, и неотступно преследовало меня чувство, что я лечу навстречу своему счастью. А я привыкла доверять своей интуиции. И что бы там ни говорил учитель Ван То, все у меня будет просто отлично! По-другому просто быть не может! Я лечу в Россию, страну, которую не видела и не знала много лет. Россия изменилась — из теленовостей я знала, что из замарашки она превращается в настоящую красавицу, и с этой красотой приходится считаться и Америке и Евросоюзу… Но что я о политике! Я лечу к подруге, лечу отдыхать душой, вспоминать резвую студенческую молодость! Может, уговорить Соню вдвоём заехать в наш университет, почтить ступени альма-матер, так сказать?

Но когда я увидела Соню в Шереметьеве, идея орошать благодарными слезами ступени альма-матер показалась мне несколько… нелепой.

Соня встречала меня за терминалом. Не крикни она мне «Нилочка! » и не бросься навстречу, я бы ни за что не узнала в роскошной даме (сплошь норка, золото, бриллианты), стоявшей у не менее роскошного авто, мою «бедную, бедную Сонечку».

— Соня, это ты? — на всякий случай уточнила я.

Её духи пахли как райский сад, лицо сияло красотой, которую может создать только искусство визажиста, и лишь голос остался неизменным.

— Конечно, это я! — развеяла мои сомнения Синя. — Нилочка, неужели ты меня опять не узнали?

— Поверь, ты выглядишь просто королевой, — искренне сказала я. — Мне трудно было тебя узнать.