— Никаких, — развела я руками. — Только уж, пожалуйста, вылечите Соню. Я не хочу снова её потерять.
— Не волнуйтесь, не потеряем, — сказала доктор Саблина. — Теперь у неё все в норме. Видно, ваши талисманы и вправду помогли. Мы уж теперь думаем: может, для всех больных в нашей клинике такие талисманы завести — быстрей все выздоравливать начнут…
— Заведите, — кивнула я. — Собачки, черепашки и пирамидки во всех экзотических магазинах есть. Кстати, Соня — совладелица одного из таких магазинов. Так что вам прямая выгода её вылечить. Представляете, сколько она просто так, в благодарность, подарит вашей клинике талисманов?..
Клинику мы с Марком покидали, будучи в состоянии потрясенности и ошарашенности.
— Только не говори мне, что фэн-шуй может вытащить человека с того света, — предупредил меня Марк.
— Но ты же сам видел!
— Видел, но не убеждён.
— До чего же ты упёртый!
— Беру пример с тебя. Ты тоже упрямая. И не только в вопросах, касающихся фэн-шуй.
— Ладно. Отвези меня в особняк Сони.
— А может, лучше поедем ко мне?
— Марк, прекрати!
— Я только хотел предложить кофе с тостами или бутербродами.
— Нет, Марк, спасибо, но… Я отвечаю перед Соней за целость и сохранность её дома. Моё сердце не выдержит, если я увижу, что дом взломан и ограблен. Я уже заранее начинаю трястись.
— Не волнуйся, я буду рядом с тобой, — обнадёжил меня Марк. — В конце концов, одной тебе в таком особняке просто не выжить. Нужно крепкое мужское плечо и заботливая рука.
— Мерси, — только и сказала я.
А через две недели Соню выписали из больницы. Мы встречали её роскошным обедом и не менее роскошными букетами цветов, но Соня все это проигнорировала. Скользнув равнодушным взглядом по моему радостному лицу, она сказала: «Привет» — и заперлась у себя в комнате.
И вот что странно. Соня не взяла из больницы ни одного принесённого мной талисмана — ни собачек, ни черепаху, ни хрустальную пирамидку… Взяла только трех звёздных старцев — так и появилась в доме, держа эти куклы, будто свёрток с младенцем.
— С ней что-то не так, — сказал Марк о Соне.
— Разумеется, не так, — огрызнулась я. — Человек такое пережил. Ей бы теперь не помешал санаторий…
Но через некоторое время начались такие события, которые заставили меня позабыть о санатории…
Только три звёздных старца, три фарфоровые куклы с милыми личиками по-прежнему улыбались, словно готовились открыть нам, людям, некую удивительную тайну.
Глава четырнадцата
ПЕРЕСТАНОВКА
Меняют города, но не меняют колодец.
Мебель, о которой шла речь, находилась в гостиной и выглядела как витрина ювелирного магазина — в смысле сияла, очаровывала и не давала подступиться. Раньше Соня на этот гарнитур надышаться не могла. С чего теперь такое недовольство?
Соня вот уже почти месяц как вышла из больницы. И хотя срок это небольшой, за месяц после операции на сердце вряд ли можно прийти в стопроцентно здоровое и бодрое состояние, но все-таки… С Соней творилось что-то странное. Она подолгу спала, а просыпаясь, все равно выглядела вялой и сонной; из еды предпочитала только творог и кефир и становилась сама не своя, если я включала телевизор или музыкальный центр. Я понимала — Соня перенесла тяжёлую болезнь, даже клиническую смерть, но ведь надо возвращаться к жизни, а не бродить бледным призраком по всем комнатам. Соня была равнодушна к книгам, газетам и модным глянцевым журналам, яркие страницы которых, по моему мнению, способны восстановить хорошее настроение даже у дамы, страдающей депрессивным неврозом. Я несколько раз на дню старалась вовлечь Соню в разговоры, значимые и незначимые беседы, но она отвечала односложно, чувствовалось, что ни я, ни мои разговоры ей не нужны. Девочки-студентки, которые приходили убираться в Сонином особняке, и те почувствовали перемены в Сонином характере, стали халатно относиться к своей работе, а одну из девиц я буквально поймала за руку, когда она пыталась прикарманить одну Сонину безделушку из белого янтаря! Это что же творится на свете, господа!
Пришлось мне самой быть и за уборщицу, и за повара, и за психотерапевта (хотя последнее в силу замкнутости Сониного характера было практически неосуществимо). Меня это не утруждало, но ставило в неловкое положение. Я ощущала себя чужой в чужом доме, странным атрибутом этого особняка, до которого нет дела хозяйке.
Этими своими размышлениями я как-то поделилась с Марком Косарецким. Он ни разу не появлялся в особняке с тех пор, как туда вернулась Соня, и я считала это проявлением такта с его стороны: Соня и без того плоха, не хватает ей ещё конфликтов с Марком, неудачным возлюбленным и бывшим другом. Но по телефону мы общались с ним довольно часто.
— Марк, Соня с каждым днём становится все более апатичной и замкнутой, — пожаловалась как-то я вольному художнику. — Я не знаю, что мне делать.