Мастер всея Галактики

«Да, — подумал Глиммунг. — Я помню. — Им овладевали усталость, страх, непреодолимая обреченность всего, что происходило в этих глубинах. Даже он был во власти роковой обреченности. — И вот опять, — думал он. — Фауст всегда проигрывает, — вспомнил Глиммунг. — Но я не Фауст, — подумал он. — Фауст — это вы, ваше сонмище унылых стонов, печальный шум поражения и разочарования».

— Попробуем потянуть вверх, — сказал Глиммунг. — Соберем усилия. — Он ощутил сопротивление фундамента Храма. «Возможно, вы правы», — подумал он. «Я знаю, что я прав, — ответил ему голос. — Так случалось раньше, так случится вновь, так будет каждый раз». — «Но я могу поднять Хельдскаллу, — сказал Глиммунг себе и им. — Мы можем. Все вместе».

С их помощью, превращая их в свои руки, он приподымал здание; он притягивал к себе громаду Храма и заставлял ее подыматься, вопреки ее собственным желаниям. Ощущая сопротивление, он вновь испытал горечь и растерянность. «Я не знал этого, — подумал он. — Может быть, это знание убьет меня. Может быть, это как раз то, о чем шла речь в Книге. Может быть, — подумал он, — мне стоило бы оставить его здесь; может быть, это будет лучший выход».

Храм не подымался.

Он попытался снова. Нет. Храм не поднимется; он наверняка не поднимется. Никогда. Ни для кого. Ни при каком стечении обстоятельств.

— Храм поднимется, — сказал Джо Фернрайт, — когда вы вылечите свою рану, когда заживет увечье, причиненное вам Черным Глиммунгом.

— Что? — спросил он, вслушиваясь. Остальные голоса присоединились к голосу Джо.

— Когда вы восстановите силу. Подождите до этих пор.

«Я должен набраться сил, — понял, он. — Должно пройти время, достаточное время, над которым я не властен. Почему они знают об этом, а я не знаю? — Он прислушивался, но голоса молчали; они замолкли сразу же, едва он прекратил свои попытки. — Да будет так, — решил он. — Я поднимусь на поверхность один, и вскоре, в какой-нибудь другой день, я попробую снова. И вновь поглощу всех вас. Всех. Вы снова станете частью меня, как сейчас». — «Хорошо, — отозвались голоса. — Но теперь отпусти нас; докажи, что ты можешь нас отпустить на волю». — «Да, я сделаю это», — ответил Глиммунг. И медленно всплыл на поверхность.

Прохладный ночной ветер остудил его, и он увидел мерцание далеких звезд.

На диком побережье, где бродили ночные водяные птицы, он выгрузил всю свою говорящую, скрипящую, пищащую ораву, всех, кого он недавно вместил в свое тело, а затем снова нырнул в океан — в водную стихию, где он был теперь в безопасности: он мог остаться там навсегда, не потревоженный больше никакой враждебной силой. «Спасибо, Джо Фернрайт», — подумал Глиммунг, но не услышал ответа: внутри него уже никого не было. Тогда он произнес эти слова вслух, чувствуя себя одиноко. Хорошо, когда кто-то обитает внутри. Но он еще услышит этот теплый рокот голосов внутри своего тела.

Он осмотрел свои раны, устроился поудобнее, в наполовину погруженном положении, и стал ждать.

Дрожа на ночном ветру и увязая ногами в липкой грязи, Джо Фернрайт прислушался. До него донесся голос Глиммунга:

— Спасибо тебе, Джо Фернрайт.

Он продолжал слушать, но больше не донеслось ни звука.

Джо видел издали силуэт Глиммунга; огромное существо лежало в воде в нескольких сотнях ярдов от берега. «Он мог погубить нас, — подумал Джо, — и себя тоже, если бы продолжал попытки поднять Храм. Слава Богу, что он прислушался ко мне».

— Это чуть-чуть не произошло, — сказал Джо всем своим спутникам, расположившимся вдоль илисто-песчаного берега. В особенности слова относились к Мали Йохос, которая прильнула к нему, пытаясь согреться. — Чуть-чуть, — повторил Джо чуть слышно. И закрыл глаза. «Так или иначе, Глиммунг отпустил нас. И теперь нам только остается выйти к какому-нибудь дому или дороге. Если он не хочет, чтобы мы разъехались по своим планетам».

Но, видимо, речь не шла об этом. По крайней мере, на некоторое время.

— Ты остаешься на планете Плаумэна? — спросила его Мали. — Ты понимаешь, что это значит: вскоре он снова проглотит всех нас.

— Я остаюсь, — сказал Джо.

— Почему?

— Я хочу убедиться в том, что Книга ошибалась.

— Но ведь и так видно, что она ошиблась.

— Я хочу убедиться окончательно: раз и навсегда, — упрямо повторил Джо. «А сейчас, — подумал он, — Календы все же могут оказаться правы... потому что мы не знаем, что случится завтра — после того, как я все же мог убить Глиммунга. Каким-нибудь косвенным образом».

Он знал, однако, что этого не могло случиться. Было слишком поздно. К этому уже невозможно было вернуться. Календы были посрамлены. Их власть пала. — Но Книга была почти права, — сказал Джо. Очевидно, Календы исходили из процентов вероятности. В целом, в конечном счете, они были правы. Но в отдельных случаях, как в этой ситуации, они ошибались. И эта ошибка оказалась решающей: ведь речь шла о буквальной, физической гибели Глиммунга и о буквальном, физическом подъеме Хельдскаллы.