Мастера авангарда

Франс Мазерель родился в бельгийском рыбацком поселке Бланкенберг. Его родители, люди интеллигентные и высокообразованные, были родом из фламандского города Гента. Там прошли детство и юность Франса. В Генте он окончил гимназию, а в 1907 году стал учиться в Академии изящных искусств, где его преподавателем был Жюль де Брейкер. Благодаря учителю Мазерель на всю жизнь увлекся гравюрой, хотя пробовал силы и в других видах искусства — в ксилографии, живописи и офортах.

В 1909 году, окончив учебу, Мазерель побывал в Германии, Лондоне, Тунисе. В 1911 году он решил поселиться в Париже. В эти годы художник много работал с натуры. Он познакомился со всеми авангардными направлениями в живописи того времени, однако остался далек от них — и от фовизма, и от кубизма. Он предпочитал учиться у старых мастеров и целые дни проводил в Лувре, копируя картины.

Первая мировая война разрушила все планы художника. Он находился в Бретани, когда услышал это трагическое известие. Мазерель уехал в Гент, но оказалось, что и туда вот-вот вступят немецкие войска. Художник предпочел перебраться в Швейцарию и выступал против мировой бойни на страницах пацифистской газеты «Ла Фей». В период с 1917 по 1920 год художник исполнил более 100 рисунков на политические темы. Он вступал в самую жесткую полемику с шовинистами, используя их же цитаты. Что же касается рисунков, то они служили иллюстрацией для обличительного текста. Например, слова фельдмаршала Гинденбурга «Война — это нормальное состояние» иллюстрировал следующий рисунок: искаженные агонией лица солдат, задыхающихся от газа, человек, разрываемый взрывом… Казалось, сама Европа содрогается от ужасов войны и разрывается снарядами.

В качестве своих главных выразительных средств художник выбрал белую бумагу, черный контур и пятно. Создавалось впечатление, что штрихи и мазки как будто брошены на бумагу человеком, пребывающим в лихорадочном волнении, — они прерывались и обладали такой экспрессией, что зритель поневоле проникался чувствами, которые хотел вызвать в нем художник. Подобный рисунок сам мастер назвал современной пластикой.

Контраст черного и белого художник использовал также и в ксилографиях. В 1917 году он исполнил серию гравюр из 10 листов «Мертвые, встаньте!» и серию из 7 листов «Мертвые говорят». Эти листы по своему художественному методу и драматическому содержанию были близки к манере немецких экспрессионистов. Мазерель одним из первых воплотил идею романа в картинах, поскольку в каждой серии существовал общий герой, с которым и был связан центр повествования.

Такой же герой связывал сюжет из 25 листов «Крестный путь человека», исполненный в 1918 году. Самая большая серия гравюр «Мой часослов» (1919) показывает не только жизнь отдельного человека, но и целого города.

Цикл «Мертвые говорят» напоминает газетные рисунки. Фигуры и предметы художник изображает черными на белом фоне, а детали разрабатывает при помощи моделировки короткими полосами и штрихами. В этой серии главными действующими лицами являлись не люди, а скелеты, а потому их воздействие на зрителя было чрезвычайно велико. Живые скелеты встречались и в работах экспрессиониста Энсора, однако Мазерель всегда считал, что искусство — лишь форма для передачи содержания. По его мнению, «искусство является средством, а не самоцелью». Он понимал, что окружающий его мир находится в кризисном состоянии, однако ясно видел его подоплеку — политические и идеологические корни. В этом состояло его отличие от остальных модернистов, склонных мистически воспринимать действительность, считающих войну проявлением стихийных сил, которые можно разрешить в сфере субъективного искусства.

В своем искусстве Мазерель учитывал и достижения кино. Он показывал сюжет как цепь сменяющих друг друга кадров, ритм которых отличался динамикой и острой экспрессией. Порой для усиления выразительности мастер подавал крупным планом какую-либо характерную деталь. Так, в «Крестном пути человека» художник описал предысторию ребенка — своего главного героя, его нищее детство, воровство, заключение в тюрьму, участие в забастовках, первую любовь…

В своих работах Мазерель довел свет и тень до возможного предела: свет — ослепительно-белый, тень — густо-черная, и здесь не было места для промежуточных градаций. Таким образом, создавалось впечатление, будто события разворачиваются либо на ярком солнце, либо при искусственном освещении, а изображение получало дополнительную напряженность и экспрессию. Даже если сюжет был, по сути, достаточно спокойным, то и в этом случае чувствовалось напряжение внутреннего заряда. Таково было двойное действие композиций Мазереля — и содержащимися в них идеями, и формой, которой художник пользовался, чтобы воплотить это содержание.