Мастера беззакония (СИ)

Хуже всего быть здесь: за роялем в доме Забини, заливая себе в глотку огневиски, когда ей причиняют боль... Драко бы все отдал, чтобы сейчас быть там с ней. Все, что угодно, лишь не испытывать эту адскую муку. Зная, что он сейчас ничем не может помочь своей любимой. Зная, что бесполезен. Нет ничего хуже этого чувства. Оно разрывало его на части изнутри.

Он играет одну из самых эмоциональных мелодий, которым его научила Нарцисса еще в детстве, лишь бы только занять себя чем-то. Алкоголь притупляет безысходность, злость и отчаяние. Музыка хоть немного, но успокаивает его. Но ничто не может вытеснить из его головы образ Гермионы, испытывающей пытки... нуждающейся в нем. Оказаться на ее месте было бы для него сейчас спасением.

В первые несколько часов они с Блейзом натворили не мало. Забини тоже был не в себе. Всполошив весь мафиозный клан, они назначили безумно большую награду тому, кто сможет найти лазейку в логово Верховных. Это было далеко не главным планом их действий, ведь он безнадежен. Главный требовал терпения и времени. Никто и на милю не желал сейчас иметь дело с Драконом и Коброй, после того, что они сделали с Кровавым Джо-Джо, когда тот пытался их надурить, выдав неверное местоположение замка, чтобы получить награду и после навсегда скрыться. Последствия: разгромленный главный зал поместья Забини, от того как Драко потоком магии швырнул головореза через весь зал в люстру, а Блейз добил. Этот урод доставил ему неприятности, отвлекая своей жадностью, из-за чего Блейз был в стороне и не мог помочь, когда Нотт выбрался из камеры и похищал Гермиону, и, что особенно его разозлило, — держал Дафну в заложниках, грозясь ее покалечить. Попав под горячую руку криминальных боссов, Джо-Джо повезло остаться живым, но пришлось ему несладко. Малфой и Забини изрядно выпустили на нем ярость и стерли память, изгнав из клана.

Все это случилось той злополучной ночью, сейчас же уже был вечер следующего дня.

Драко казалось, что он медленно сходит с ума. Мысли о Гермионе заставляют его возгораться и полыхать в гуще терзающих воспоминаний. Перебирая клавиши своими длинными пальцами, он со сдавленным стоном откидывает голову назад, мучительно вспоминая разговор на кухне Гермионы как-то ночью:

— Не думал, что так бывает, — приглушённо говорил ей он, пока она полуголая в одной только его рубашке и трусиках сидела у него на коленях. — ...Любить кого-то таким, какой он есть. Со всеми его изъянами... Которые даже изъянами-то не кажутся, — Драко смотрел ей в глаза, а Гермиона широко ему улыбалась, кушая из банки мороженое. — Ты идеальна для меня, Ангел, — признавался он.

— О, Драко... а ты идеален для меня. — Еще шире расплываясь в улыбке, она покормила его с ложки мороженым.

Съев и облизав свои губы, он спросил:

— Да ну? — Ему не верилось.

— Да-да, со всеми твоими шипами, которые ты порой выпускаешь, — стала заверять его Гермиона, — ...шрамами на душе, — тихо говорила она и проводила руками по шрамам на его груди, — ...темным прошлым, — взяла его руку и очертила кончиками пальцев татуировку змеи и черепа, украшенных розами, — ...словами, которыми ты бросался на меня в школе, — забвенно продолжала она, заглядывая в глубину его сияющих глаз, и, обведя контур его раскрасневшихся губ пальцем, накрыла их уголок своими мягкими губами. — Ты открылся мне, и теперь я вижу тебя таким, какой ты внутри... здесь, — проделав дорожку из трепетных поцелуев от его шеи к крепкой груди, она поцеловала его прямо там, где находится сердце, и от всей души добавила: — С тобой я чувствую себя особенной, Драко...

— Ты и так особенна, Ангел, — блаженно прикрыв веки, Драко учащенно дышал, приходя от нее в экстаз.

— Я люблю тебя всего-всего, милый, — любовно целуя шрамы на мужском торсе, она спустилась перед ним вниз на пол, оттянула резинку его боксеров и сладостно взяла его член к себе в рот. Между ласками твердя: — Люблю... Люблю... Люблю.

Отпив из горла бутылки, Драко проклинает себя за то, что вспоминает это сейчас. Его душа изнывает по ней, за нее. По его щекам стекают слезы. Клавиши под пальцами не ощущаются совсем, так как разум витает совсем не здесь; он зациклен вовсе не на игре. Пальцы Драко служат проводником его душевной боли, изливаясь в музыку. И он не помнил, чтобы когда-либо играл эту мелодию лучше. Но вдруг его переклинивает: Что же, если Гермиону убили? Что... если она уже мертва, и он больше никогда ее не увидит? Словно удар кувалдой по голове, эта мысль приходит так внезапно, что он резко перестает играть. До этого он и допускать такой мысли не смел. На весь этаж поместья раздается громкий тяжелый аккорд и грохочущий хлопок: с силой ударив по клавишам, Драко резко захлопывает крышку рояля.