Мастера детектива. Выпуск 4

И не заметил, как я исчез.

Может быть, прабабка Лунде совершенно выжила из ума.

А может быть, наоборот, была в полном рассудке.

Мне трудно прийти к окончательному выводу, Она владела миллионным состоянием — кто знает, как оно ей досталось. Для этого надо проникнуть в спекуляции, интриги и тайны многих поколений ее предков.

Одно, во всяком случае, несомненно — к концу жизни она немного впала в детство. Маленькая, дряхлая, похожая — с кем ее сравнила Виктория? — ах да, похожая на цыганку, она шаркала по старому чердаку, который в ее времена, наверное, содержался в образцовом порядке, пока наконец не набрела на прямо–таки идеальный тайник. Никому из ее потомков не придется знать нужды.

Но, конечно, старуха Лунде и представить себе не могла, к каким последствиям приведет ее поступок.

Два покушения на убийство, которые по чистой случайности — по счастливой случайности — так и остались покушениями.

На этом мои мысли застопорились.

Было ведь еще кое–что.

Была надпись на могиле фру Виктории Лунде.

В этой надписи крылась главная загадка.

Одну загадку я разрешил. Я нашел то, что старуха Лунде спрятала на чердаке. Но еще не разгадана надпись на могиле фру Виктории Лунде. И, по сути дела, не раскрыты два загадочных покушения на убийство, а следовательно, не сделано главное — не найден таинственный убийца.

Я потерял счет выкуренным сигаретам.

За окном стояла непроглядная тьма мартовской ночи.

На мгновение я вспомнил о профессоре Кристиане Смидте. Интересно, спит он или нет. Может, он тоже сегодня не сомкнет глаз. Но если его и вправду мучает бессонница, то лишь от профессионального восторга, из–за сенсации, которую он узнал всего часов двенадцать назад.

Мне не спалось. Я сидел на краю кровати — сидел так, чтобы меня нельзя было увидеть из окна. Дверь моей комнаты я снова запер на ключ.

Что сказал Кристиан? О чем меня спросил? Его вопрос засел у меня в мозгу.

Он спросил, не обронил ли кто–нибудь каких–нибудь на первый взгляд незначащих и как бы случайных слов?

Я понимал, насколько это важно. Конечно, убийца никогда не проговорится сознательно. Но убийца или кто–нибудь другой может ненароком обронить слова, которые окажутся ключом к этому сплетению головоломок.

Кристиан что–то подозревает. Подозревал все время. Почему он не рассказал о своих подозрениях мне? Потому ли, что хотел отвести от меня опасность? Или боялся, что я невольно проболтаюсь? Но почему тогда он не поделился своими подозрениями с Карлом–Юргеном? Ему–то ведь опасность не грозит?

Кристиан что–то знает, я в этом уверен. Он не хочет рассказать это ни мне, ни Карлу–Юргену. Но я уверен: если Кристиан что–то знает, значит, он знает правду. Почему же он не хочет сообщить ее ни мне, ни Карлу–Юргену?

Кажется, я понял, в чем дело. Кристиан не хочет, чтобы мы сделали неверные выводы из того, что ему известно. Он боится помешать нам с Карлом–Юргеном в нашей работе.

Работа — вот в чем вся загвоздка! Вот в чем разница между нами тремя — в профессии. Карл–Юрген — полицейский, я — филолог, Кристиан — врач.

Врач!

Стало быть, Кристиан рассуждает с точки зрения врача. О чем же он думал, что имел в виду, на что надеялся, когда спрашивал меня, не обронил ли кто–нибудь каких–нибудь на первый взгляд незначащих и как бы случайных слов? Иначе говоря, кто произнес важные слова, смысл которых от нас ускользнул?

Я вывернул пачку с сигаретами наизнанку — она была пуста. Я взял другую, распечатал ее, высыпал из пепельницы окурки в корзину для бумаг и принялся уничтожать эту новую пачку.

Кристиан рассуждает с точки зрения врача. Это очень существенно. Так кто же и что сказал?

Моя мать! Наша с Кристианом родная мать!

И вдруг, сопоставив то, что сказала моя мать, с тем, что сказал еще кое–кто, я подумал о фрёкен Лунде. Она тоже кое–что сказала. На первый взгляд совершенно незначащие слова. Но в них была правда.

Слова матери заронили во мне подозрение.

Слова фрёкен Лунде натолкнули меня на догадку!

Я посмотрел на часы. Было далеко за полночь. Мне хотелось поговорить с Кристианом — и немедля.

И тут вдруг я понял: я должен проделать опыт. Ведь теперь я знаю, что подозревает Кристиан.

Но для этого опыта у меня должна быть совершенно ясная голова. А я внезапно почувствовал, что смертельно устал. Ведь я не спал всю прошлую ночь. Придется подождать до утра.

Я опустил штору на закрытом окне. Подошел к двери и проверил, хорошо ли она заперта. Еще раз убедился в том, что она заперта изнутри мною самим.

Потом я лег в постель.

Подозрение и догадка сверлили мой мозг.

Я должен был как–то увязать одно с другим.

В конце концов я все–таки уснул.

Кристиан делает обход в Уллеволской больнице.

Я прождал два часа и позвонил снова.

Кристиан читает лекции студентам.

Я подождал еще два часа.

Кристиан принимает пациентов, Я подождал еще.

Кристиан уехал к больным.

Мне казалось, что я теряю рассудок. Не могу же я целый день названивать в Уллеволскую больницу и вызывать заведующего третьим терапевтическим отделением. Не помню уж, сколько раз я звонил, и не знаю, кто из домочадцев слышал, как я звоню.

Будь что будет. Отступить я не мог.