Мастера и шедевры. Том 1

Надо же было случиться, что в 1873 году именно в Кромержиже ровно через двадцать пять лет после посещения города знаменитым Манесом на свет появился юнец, которому было предопределено продолжить и развить дело Манеса…

Дебелая, румяная повитуха едва ли предполагала, что именно этот новорожденный станет одним из самых ярких художников Европы.

Откуда было знать простой акушерке, принявшей на своем веку не одну сотню детей, что именно этот громко пищавший карапуз, родившийся 17 сентября 1873 года и нареченный вскоре Максом, впоследствии создаст творения, которыми возвеличит искусство своей родины и обессмертит себя?..

И что именно его юбилей будут так торжественно праздновать через сто лет все его соплеменники…

Впрочем, не только земляки.

Всемирный Совет Мира и ЮНЕСКО включили день рождения великого художника в знаменательные даты 1973 года.

Итак, мы спешим на родину Швабинского, на его юбилейную выставку.

Кромержиж…

Утро. Тишина. Прохладная лазурь осеннего высокого неба. Косые лучи бледного солнца заставляют согласно петь чистые краски древнего города.

Внезапно тишину и безмятежность разбудил хрустальный звон курантов. Заговорила старинная башня ратуши, и ровно через мгновение на этот мелодичный зов ответил старый замок. Но это был лишь миг.

Еще не прозвучал последний, девятый, удар часов, как это состояние благости взорвали грохот и треск мотоциклов.

Молодые парни в желтых и оранжевых шлемах, подобно розовым и фиолетовым диковинным осам (так тонко были перехвачены у них талии), низко пригнувшись к рулям своих машин, носились по мостовой, оглушая всех и вся.

Это наваждение длилось минуту.

Пестрый мираж исчез так же быстро, как появился.

Остался только запах угара.

И снова тишина покорила площадь.

Ветер донес издалека звуки музыки. Оркестр играл Гайдна.

По вековой брусчатке прошли девушки в туфлях на платформах. Цокот их шагов разнесло эхо.

И снова пробили куранты…

Осенний свежий ветер колышет чехословацкие и советские флаги. Страна отмечает годовщину Словацкого восстания. Над ажурным, резным флюгером старой ратуши блеснула серебряная птица. «ИЛ-64» прокладывал новую трассу…

Век контрастов, век двадцатый…

Старый квартал. Улочка, узкая, как коридор. Тесно прижавшись друг к другу, стоят домики-шкатулки. Резные, расписные …

Из темного, почти черного квадрата окна двухэтажного особнячка выглядывает, как из рамы старинного холста, красавица в сиреневом парике, эдакая Коппелия XX века.

Загадочная.

С перламутровой улыбкой на бледно-восковом лице.

В лиловом платье. Ее тонкая рука в белой перчатке держит желтый цветок.

Рядом с этим домиком-шкатулкой, совсем в двух шагах, скромное здание в четыре окна. На нем мемориальная доска с барельефом Швабинского.

В этом двухэтажном домике родился мастер.

Центральная площадь Кромержижа. Около здания выставки на стоянке — добрая дюжина туристских автобусов, много машин. У входа людно. Молодежь, старики, дети, целые семьи пришли на встречу с прекрасным.

Открывает экспозицию скульптурный портрет Швабинского, исполненный его большим, верным другом — скульптором Яном Штурсой.

Просторные, светлые залы… Картины, эстампы, рисунки… На втором этаже монументальные работы — панно, эскизы росписей. Картоны для витражей и мозаик…

Могучее дарование Швабинского раскрылось во всю мощь на этой выставке. Должен признаться, что мне довелось видеть лишь одну экспозицию работ мастера в Москве, в Музее изобразительных искусств имени А. С. Пушкина. Это было великолепное собрание офортов, литографий, рисунков…

Помню, каким успехом пользовался у москвичей портрет Юлиуса Фучика.

Но то, что я увидел в Кромержиже, превзошло все ожидания. Предо мною во всем великолепии предстал бесконечно добрый и сильный мастер, любивший свой народ и свою страну.

Швабинский — прирожденный реалист. Если в самых ранних его живописных композициях чувствуется некое влияние прерафаэлитов, то с годами могучее реалистическое дарование побеждает это воздействие и вовсе высвобождается изначальное, простое, ясное и необычайно крепкое и здоровое видение мира.

Поражает у художника его виртуозное владение рисунком буквально с самых первых листов, выполненных пером либо углем. Восхищает блистательное чувство формы, силуэта.

Но что особенно удивляет в его манере рисовать — это поистине рембрандтовская маэстрия во владении магией светотени, то поистине колдовское качество, которое заставляет жить каждый штрих, каждый объем изображения.

Экспозицию первого зала открывает большое полотно.

«Бедный край» … Ветер… Холодный осенний ветер гнет к земле молодые березы. Гонит по огромному пустынному небу стаи облаков. Гуляет по склонам крутогорбых холмов. Шуршит в выжженной траве… Бугор. Синий вереск.

Молодая женщина. Такая же одинокая, как березка.

Стройная. Печальная. Одетая в скромное темное платье…

Она устала.

Ее босые ноги долго бродили по этой неласковой, скудной земле. Женщина выбилась из сил. Жизнь ее тяжкая, непосильная. Беспросветная…