Мастера и шедевры. Том 2

В. Суриков. Утро стрелецкой казни. Фрагмент.

Вот что говорил сам Василий Иванович Суриков:

«А какое время надо, чтобы картина утряслась, так чтобы переменить ничего нельзя было. Действительные размеры каждого предмета найти нужно. В саженной картине одна линия, одна точка фона и та нужна. Важно найти закон, чтобы все части соединить. Это — математика… Но главное в картине — движение».

Но не думайте, что эти строки начертал хладнокровный, расчетливый педант.

К Сурикову, как нельзя лучше, относятся тургеневские слова:

«Русская, правдивая, горячая душа звучала и дышала в нем и так и хватала вас за сердце».

И это свойство зажигало всех его друзей, бесило врагов…

«Суриков горячо любил искусство, — говорил Репин, — всегда горел им, и этот огонь горел кругом него».

О том, как далеко проникал свет его творчества, говорит эпизод из жизни художника.

Свыше трех тысяч верст верхом проехал Суриков по таежным дебрям Сибири.

Писал этюды.

Рисовал. Собирал материал для картины «Ермак».

В ту далекую пору самолетов, портативных фотоаппаратов, вертолетов не было. Вот и приходилось странствовать.

Как-то уж под вечер подъезжает Василий Иванович к крохотной деревушке, приютившейся на берегу быстроводной реки. Лошадка привезла его на огонек.

Сумеречно.

Тишина неземная.

Безлюдье. Холодно, сыро. Зябко.

««Где, спрашиваю, переночевать да попить хоть чаю?»

Ни у кого ничего нет.

«Вот, — говорят, — учительница ссыльная живет, у нее, может, чего найдется».

Стучусь к ней.

«Пустите, говорю, обогреться да хоть чайку согреть».

«А вы кто?» — спрашивает она.

«Суриков, говорю, художник».

«Боярыня, говорит, Морозова»? «Казнь стрельцов»?

В. Суриков. Боярыня Морозова. Фрагмент.

«Да, говорю, я».

«Да как же это вы здесь?»

«Да так, говорю, я тут как тут!»

Бросилась она топить печь, мед, хлеб поставила, а сама и говорить не может от волнения. Понял я ее и тоже вначале молчал. А потом за чаем так разговорились, что проговорили до утра».

Суриков и Лев Толстой. Тема отдельного исследования. Нет сомнения, что общение этих людей было плодотворно…

«Цель художника не в том, — писал Лев Толстой, — чтобы неоспоримо разрешить вопрос, а в том, чтобы заставить любить жизнь в бесчисленных, никогда не истощимых всех ее проявлениях. Ежели бы мне сказали, что я могу написать роман, которым я неоспоримо установлю кажущееся мне верным воззрение на все социальные вопросы, я бы не посвятил и двух часов труда на такой роман, но ежели бы мне сказали, что то, что я напишу, будут читать теперешние дети лет через 20 и будут над ним плакать и смеяться, и полюбят жизнь, я бы посвятил ему всю свою жизнь и все свои силы».

…Живописец, замыслив «Боярыню Морозову», счел нужным сделать все, чтобы быть во всеоружии мастерства.

В 1883 году он вместе с семьей едет в Европу. Укрепить свое знание колорита, рисунка, композиции.

…Ни с чем не сравнимо звучание «Боярыни Морозовой». Оно поистине полифонично.

В этом полотне слышится тревожный гуд той далекой эпохи.

Шум древней Москвы.

Визжат полозья саней по укатанному снегу. Глухо звучит топот копыт, до слуха долетают лязг и бряцание оружия стрельцов. Неясный ропот тысячной толпы.

Лепет, смех, вздохи, тихий говор.

Словно струна, звенит голос Морозовой. Горький и страстный.

И, как ни странно, несмотря на сонм звучаний, перебивающий и мешающий его воспринять, он слышен всем. Этот стон одинокой души передал гениально Василий Суриков.

Вглядитесь.

Вам не хватит целого дня, чтобы разобраться в бездне психологической ткани, созданной кистью мастера. Каждый персонаж, каждый участник этого события — характер.

Начиная от улыбающегося мальчишки, вовсе не смыслящего, что за трагедия происходит на его глазах, до отрешенной фигуры девушки в синей шубке.

Что за океан чувств хлещет на нас с этой огромной картины!

Все переливы людских состояний — от горя, страдания, ненависти до смеха, ликования, сарказма — видятся на холсте. Перед вами трагедия народная, ничуть не уступающая Шекспиру.

Между прочим, среди критиков Сурикова раздавались голоса о «корявости» его живописи, об отсутствии идеальности в типаже, рисунке. Вчитайтесь в Шекспира.

И вы услышите время. Увидите зримо драму столкновения характеров людских. Почуете правду, невероятную по жестокости. Почти немыслимую истину бытия.

А форма выражения?

Конечно, это никак не мадригалы или сонеты модных поэтов.

Слово английского драматурга терпко, дерзко, грубо.

Но разве можно замечать лишь родинку на щеке титана? Это неумно и пошло. Подумайте о его деяниях, о том грандиозном потоке ассоциаций, мышления, которые вызывает его творчество…

«Боярыня Морозова». Одна из самых потрясающих картин планеты.

В ней главенствует дух людской. Проявление характеров.

Тайные движения души.

Здесь нет академической и классической жестикуляции. Нет изысканного и взвешенного салонного представления.

Сама жизнь — грозная и прекрасная — глядит на нас в это гигантское, раскрытое художником окно. Это подвиг искусства.

А. Н. Бенуа писал: