Читаем Мастера и шедевры. Том 3 полностью

… 1923 год. Кончаловский создает свой знаменитый «Автопортрет с женой». Он откровенно пишет рембрандтовский мотив. Живопись картины — полнокровная, сочная, материальная — показывает нам нового Кончаловского — реалиста, продолжающего самые высокие традиции реалистической школы.

«Автопортрет» стал как бы вехой во всем его творчестве. Символично, что в этой картине живописец воспевает супружескую любовь. Художник поднимает бокал за победу и счастье, завоеванные рука об руку с женой и другом. Вслед за этим холстом мастер создает целый ряд превосходных картин.

Кончаловский, проезжая однажды Красную площадь с писателем Всеволодом Ивановым, рассказал ему любопытную историю.

Как-то Суриков, вскоре по окончании «Утра стрелецкой казни», стоял у окна Исторического музея и глядел на площадь.

Подошел некий искусствовед и спросил: «Скажите, Василий Иванович, с каким историком вы советовались, когда писали «Утро стрелецкой казни»?»

Суриков, указывая на главы Василия Блаженного, ответил:

«Я с ними советовался. Они ведь все это видели».

Думается, что подобные чувства испытывал сам Кончаловский, работая над пейзажами в Новгороде.


Автопортрет с женой.


«Я почти не знал нашей страны, — пишет художник. — Мало интересовался ею, и тем сильнее она захватывала теперь меня какой-то особой теплотой, своеобразной, чисто русской красотой. Этот «захват» и отразился, разумеется, в живописи».

Так Новгород «посоветовал» Кончаловскому и открыл художнику всю прелесть Отчизны и окончательно вернул Руси ее блудного сына.

Свыше пяти тысяч произведений — картин, портретов, натюрмортов, акварелей, рисунков — создано за шестьдесят лет творчества Петром Петровичем Кончаловским.

Это могучий поток, в котором есть свои отмели, стремнины, а порою и омуты.

Делом искусствоведов и доброжелательной критики было разобраться и осознать прогрессивную воспитательную роль опыта жизни художника, пришедшего к полнокровному реалистическому письму через преодоление формалистических увлечений.

Вместо этого иные критики третировали художника, бесконечно вспоминая его «сезаннизм» десятых годов.

Рассказывают, что один, деятель искусства заявил об охотничьем натюрморте:

«Да ведь, милые, этот дохлый заяц ведь не наш заяц».

К счастью, в нашей прессе появлялись статьи другого стиля и уровня.

Вот что писал о художнике Луначарский:

«Кончаловский не может быть нам чуждым. Появление и развитие такого художника среди нас — это для нас благо».

И далее, отвечая непомерно суровым критикам:

«Можно и нужно требовать от художника все большего. Можно и нужно направлять его на наиболее острые и ценные «злобы дня», но нужно тоже уметь ценить то, что он дает, — не потому, что всякое даяние «благо», а потому, что критика без готовности учиться, наслаждаться, обогащаться, критика сквозь черные очки мешает брать от жизни и искусства многие прекрасные пл оды…»


Выставка Петра Петровича Кончаловского в Академии художеств…

Пожалуй, никогда доселе ни одна экспозиция в Академии не показала так зримо, как большой художник и человек, пройдя горнила умозрительных и порою несколько схематичных построений раннего периода, преодолев и переработав по-своему влияние Поля Сезанна, наконец, обретает полную силу и звучание, расковав дремавшую в нем истинную жизненную мощь, раскрывающуюся потом в произведениях полнокровных, реалистических и истинно русских.

Ранние работы Кончаловского носят на себе следы яркого колористического дарования живописца, где художнику нельзя отказать в темпераменте новатора.

Но представьте себе на миг, что мастера вдруг постигла беда и мы не увидели бы никогда его портретов современников, букетов цветов, пейзажей Новгорода.

Мы бы не узнали настоящего Кончаловского, певца радости жизни, воспевшего аромат русских полей и садов, непреходящую красу древних храмов, улыбку юных женщин и смех румяных детей.

Словом, мы бы не увидели Солнца, а видели бы лишь Луну, ибо ранний Кончаловский светился во многом светом отраженным, и часто мы ловим себя на мысли: сколько в иной его работе той поры — Сезанна, Дерена, Вламинка, француза или испанца?

Кончаловский.

Талант своеобычный.

Он являет сегодня пример художникам всех поколений, как велик искус истинного творца, призванного преодолеть многие соблазны и эфемерные красивости, даже порою облеченные в формы кричащие и огрубленные. Талант, нашедший силу обрести, наконец, ту ясность и простоту видения мира, которая свойственна лишь дарованиям мощным, способным дать свет искусства вечного, — имя которому реализм.


М. Нестеров. Портрет И. Шадра

ИВАН ШАДР

… Красная Пресня.

Сквер… Вечер. Морозная торжественная тишина.

Январские синие тени бродят по белым сугробам.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Ф. В. Каржавин и его альбом «Виды старого Парижа»
Ф. В. Каржавин и его альбом «Виды старого Парижа»

«Русский парижанин» Федор Васильевич Каржавин (1745–1812), нелегально вывезенный 7-летним ребенком во Францию, и знаменитый зодчий Василий Иванович Баженов (1737/8–1799) познакомились в Париже, куда осенью 1760 года талантливый пенсионер петербургской Академии художеств прибыл для совершенствования своего мастерства. Возникшую между ними дружбу скрепило совместное плавание летом 1765 года на корабле из Гавра в Санкт-Петербург. С 1769 по 1773 год Каржавин служил в должности архитекторского помощника под началом Баженова, возглавлявшего реконструкцию древнего Московского кремля. «Должность ево и знание не в чертежах и не в рисунке, — представлял Баженов своего парижского приятеля в Экспедиции Кремлевского строения, — но, именно, в разсуждениях о математических тягостях, в физике, в переводе с латинского, с французского и еллино-греческого языка авторских сочинений о величавых пропорциях Архитектуры». В этих знаниях крайне нуждалась архитекторская школа, созданная при Модельном доме в Кремле.Альбом «Виды старого Парижа», задуманный Каржавиным как пособие «для изъяснения, откуда произошла красивая Архитектура», много позже стал чем-то вроде дневника наблюдений за событиями в революционном Париже. В книге Галины Космолинской его первую полную публикацию предваряет исследование, в котором автор знакомит читателя с парижской биографией Каржавина, историей создания альбома и анализирует его содержание.Галина Космолинская — историк, старший научный сотрудник ИВИ РАН.

Галина Александровна Космолинская , Галина Космолинская

Искусство и Дизайн / Проза / Современная проза