Попивая кофе, Вобер сидел на высоком стуле и читал газету. Около плиты суетился толстячок в белом фартуке и колпаке. Лопатка ловко подхватывала свежий блин, сверху точно по волшебству появлялась начинка из жареного фарша, получившийся конвертик прыгал в тарелку, а на сковородке уже пеклась новая порция теста. Заметив Артема, Клод улыбнулся.
– А, вот и наш соня проснулся! Я, кстати, уже успел съездить в комиссариат, где передо мной извинились за причиненное беспокойство и задали кучу глупых вопросов. Артем, познакомься, это Луи – мой повар и по совместительству садовник.
– Очень рад! – сказал толстячок по-русски с небольшим акцентом и, вытерев руки полотенцем, поздоровался с Артемом. – Гости у нас бывают редко, а Клод даже не предупредил, что вернется не один, и я не успел приготовить что-либо стоящее.
– Пустяки, мне сразу вспомнился дом. Моя мама пекла блины каждое воскресенье.
– Прекрасные традиции в России! Садитесь. Чай, кофе?
Луи бесцеремонно подвинул газету и выставил на стол молочник, полную тарелку тугих поджаристых блинчиков, кофейник и чашку с блюдцем. Артем с удовольствием приступил к еде, а Луи, понаблюдав за ним некоторое время, спросил:
– Вы когда-нибудь жили в отелях?
Артем мотнул головой, пережевывая очередной вкуснейший блин.
– Там ужасно кормят! – заявил Луи.
Вобер захлопнул газету и отставил чашку.
– Не начинай снова, мы уже всё обсудили.
– А вот и нет! Глупо мыкаться по съёмным клетушкам, когда у вас есть прекрасный особняк. Тем более заставлять делать это молодого человека из другой страны. Разве так принимают гостей? – спросил Луи и вновь наполнил чашку Клода. – Авеню Рей благополучный район, грабители забрели сюда по ошибке. Тем более, когда я утром шел к вам, то видел патрульный автомобиль на выезде и вообще, я не припомню, месье, чтобы вы кого-то боялись.
– Бояться и опасаться – разные вещи.
– Обязательно покажите месье Артему Париж, – продолжил Луи, словно и не слыша реплики Вобера. – Я в магазин, приготовлю на обед нечто действительно вкусное.
Толстячок снял фартук, колпак и вышел с гордо поднятой головой. Улыбнувшись, Вобер произнес:
– Вот так всегда.
– А мне Луи понравился, и готовит он замечательно, – сказал Артем, расправившись с последним блином. – Кстати, я хотел спросить тебя о фотографии, там, на тумбочке.
– А, это где я на скачках вырвался вперед?
– Нет, это где ты во дворце спрятался назад.
– Ну, рано или поздно всё равно придется рассказывать…
– Точно. Я так подозреваю, снимок настоящий?
– Конечно. Это церемония, на которой преемник хана Нурхаци Абахай провозгласил себя китайским императором и переименовал маньчжурскую династию в Цин, что значит «светлая».
– Ничего себе! А ты-то что там делал?
– Служил у Нурхаци советником и помогал ему свергнуть режим династии Мин. Их войска успешно отражали все походы хана, но мне удалось найти несколько слабых мест в Великой китайской стене.
– Не могу поверить… Клод, скажи честно, сколько тебе лет?
– Ммм, сегодня я отлично выспался и чувствую себя годков на тридцать пять.
– Издеваешься?
– Вовсе нет. Когда путешествуешь по другим отражениям, перехитрить природу еще можно, но обмануть совсем – нельзя. Другая система измерений исподволь действует на организм, вмешивается в механизм деления клеток, и в один прекрасный день de actu et visu[24] ты замечаешь, что перестал стареть и даже помолодел. Возможно, меня уже и человеком назвать нельзя.
– Ничего подобного, – сказал Артем и отхлебнул кофе. – Ещё как можно.
– Спасибо, успокоил, – хмыкнул Вобер. – Ну что, ты готов к прогулке на остров Сите?
– Готов. Последний вопрос: когда ты родился и где?
– Это два вопроса, но я, так уж и быть, отвечу на оба. Моя родина – Флоренция, а когда… хм, точно уже и не помню. Как я тебе говорил, время в разных отражениях течет по-разному: ты отсутствовал всего день, а здесь прошел целый год. В голове всё перемешивается… скажу так: первые отчетливые картинки моя память запечатлела в доме одного человека, где моя мама работала натурщицей. Прекрасно помню интересные и необычные игрушки, коими меня занимали.
– А как звали того человека?
– Леонардо да Винчи.
Интерлюдия
Отражение Сандор. Медина. Квартал беженцев.
– Нет Бога, кроме Аллаха, и Магомет – пророк его! – зычно провозгласил с вершины минарета престарелый муэдзин.