И поэтому вокальная партия, тоже скорбная и траурная, все же противостоит
фортепианной [1], как противостоит скорбь живых бесстрастию и неподвижности смерти. Это противопоставление подчеркивается метроритмической независимостью вокальной партии от мерного ритма пассакальи. Партия фортепиано написана в размере 3/4, а вокальная - 9/8, что дает возможность более свободного развития мелодии.В вокальной партии мы слышим, в сущности, ту же вариантность развития мелодии из очень лаконичных концентрированных интонаций, что и в романсе «Приближается звук».
Во втором разделе романса вокальная партия как бы подчиняет себе фортепианную. Устанавливается размер 9/8, исчезает басовая тема, в гармонию проникают мажорные созвучия, а в фактуру - излюбленная Шапориным «гетерофония» - мелодические подхваты голоса партией фортепиано и то удвоение, то, наоборот, раздвоение мелодии.
[1] Здесь можно говорить о применении принципа «единовременного контраста» (термин Т. Н. Ливановой).
«стр. 175»
Образ смерти исчезает, побежденный светлым воспоминанием о юном счастье:
И снится мне, что мы молоды оба,
И ты взглянула, как прежде глядела.
Уже на примере трех рассмотренных выше романсов из опуса восемнадцатого можно видеть, как широко и свободно трактует композитор музыкально-поэтический жанр элегии. Если упомянуть при этом, что цикл включает в себя и жанровые эпизоды (вальс на слова Огарева «В моей глуши однообразной»), а самое главное, что здесь очень широк самый круг
эмоций : от сдержанной скорби элегии на слова Фета до «половодья чувств» в блоковской элегии «Приближается звук» - то становится ясным, что отмечаемая всем» исследователями (и справедливо!) склонность композитора к элегической лирике отнюдь не обозначает однообразия.Своим творчеством композитор как бы полемизирует с каноническим пониманием жанра элегии, какое было высказано, например, в свое время В. Кюхельбекером:
«В элегии новейшей и древней Стихотворец говорит о самом себе, об своих скорбях и наслаждениях. Элегия почти никогда не окрыляется, не ликует: она должна быть тиха, плавна, обдумана» [1].
В противоположность этому об элегиях Шапорина можно сказать, что они и окрыляются, и ликуют.
Три рассмотренных выше цикла Шапорина - на слова Пушкина, Блока и цикл «Элегии» - можно считать вершиной творчества композитора, потому что при значительной широте и многогранности круга образов каждый из них представляет собой крепко спаянное единство
. И в этом смысле последующие вокальные опусы уступают названным, циклы ор. 21 и «Из лирической тетради» (помеченный тем же 18-м опусом, что и «Элегии») не представляют собой такого единства, а очень цельный в композиционном отношении цикл «Память сердца» все же не столь многогранен, как пушкинский и особенно блоковский.[1] В. Кюхельбекер.
О направлении нашей поэзии. «Мнемозина», 1824, ч. II, стр. 31-33.«стр. 176»
Но сказанное отнюдь не означает, что за достигнутой вершиной последовал спад. Дальнейший путь Шапорина в области романса отмечен творческой пытливостью и стремлением расширить круг образов и выразительных средств вокальной лирики.
Остановимся на двух моментах, представляющихся наиболее важными: на введении песенного
начала в камерный жанр и на отношении композитора к советской поэзии.В этом плане особенно интересны романсы из опуса 21, неровного и, пожалуй, даже пестрого стилистически [1].
Песенное начало представлено здесь многообразно: в обработках подлинных народных мелодий, «переведенных» в камерный жанр («Не одна во поле дороженька» и «Вокализ»), в песне-стилизации («Песня цыганки»), в лирической песне-вальсе - уже не в классическом, а в современном понимании этого жанрового определения.
Обращение Шапорина к подлинным народным мелодиям вполне закономерно, многие его романсы показывают, как близки композитору принципы народной песенности. И именно потому, что эти принципы уже стали собственными
творческими принципами, композитор позволяет себе весьма свободно обрабатывать народное произведение.По отношению к песне «Не одна во поле дороженька» свобода эта проявляется прежде всего в том, что песня решительно «переводится» в камерный план, сопровождается вполне «романсовой» фортепианной партией. В данном случае это не противоречит характеру песни, так как песня, известная нам, главным образом, по хоровым
обработкам, относится к жанру протяжных лирических песен, а следовательно, допускает и сольное исполнение. Именно сольное исполнение «Дороженьки» народным певцом описано в известнейшем рассказе Тургенева.[1] Романсы на стихи советских поэтов (ор. 21): «Осень зажгла над равниной», «Под вечер примолкла война», «Песнь цыганки», «Весеннею дымкой покрылись поля», «Ой, туманы мои, растуманы», «Пастушок», «Прохладой ночь дохнула».- По указанию автора, ранее включенный в цикл «Вокализ» печатается теперь вне опуса, а песня «Не одна во поле дороженька» перенесена в опус 16 («Три русские народные песни»).
«стр. 177»