Мастера советского романса

формы не является только стилистической чертой, нейтральной по отношению к содержанию, доказывается всей историей этого жанра, циклами Шуберта и Шумана, Глинки и Мусоргского… Тяготение к цикличности всегда было связано со стремлением высказать в романсе нечто значительное и важное.

Справедливость этого положения подтверждается не только наиболее известными циклами Шапорина и Шостаковича, Свиридова и Кочурова, но и многими другими циклами на слова того или иного поэта или циклами, объединенными одной темой, выраженной через творчество разных поэтов. Цикличность - весьма органичная для советского романса тенденция.

Тяготение к песенности - одна из форм демократизации жанра, приближения его к широкой, массовой аудитории. Иногда оно проявляется в возникновении промежуточных, романсно-песенных форм (примеры которых мы найдем и у «романсистов» и у «песенников»). Заметим, что далеко не всегда это связано с упрощением выразительных средств, стоит вспомнить о песнях Свиридова. Проблема песенности в романсе - это, по существу, проблема «направленности формы», применяя очень удачный термин Б. В. Асафьева. Вопрос о песенности в романсе тесно связан с проблемой интонационного строя, одной из самых важных для развития этого жанра.

Интонация , элемент, наиболее чутко отражающий эмоциональный характер речи, а через это - и подтекст, всегда вносимый композитором в интерпретируемое им поэтическое слово, и характер «лирического героя» и многое другое… Добавим при этом, что для советского композитора (впрочем, как и для всякого композитора-реалиста) понятие современной интонации включает в себя элемент «общительности», то есть интонация должна не только выразить намерение автора, но и быть воспринятой слушателем. И вся история советского романса показывает, что именно поиски живой, современной и общительной интонации объединяют композиторов различных поколений и различных индивидуальностей.

Их поиски направляются в разные стороны: в советском романсе мы найдем интонации, почерпнутые и из массового музыкального быта, и из классической музы-

«стр. 315»

ки, многие элементы которой с успехом «переинтонируются», и из народной песни, старинной и современной, и, наконец, из поистине неисчерпаемого источника живых интонаций человеческой речи.

Ни один из этих источников не является абсолютно новым, неисследованным, все они достаточно глубоко разработаны классиками русского романса, и для того чтобы показать отличия современного интонационного строя, надо рассмотреть все его слагаемые более детально.

Начнем с круга песенных интонаций, вовлекаемых в сферу камерной вокальной музыки. В русской классической музыке наиболее широко использовались интонации крестьянской песни, всех ее жанров - от колыбельных песен до молодецких и плясовых. Творчество Мусоргского, Бородина, Балакирева, Римского-Корсакова и даже Кюи дает ряд очень выразительных примеров. Широко обращались композиторы прошлого к элементам городской песни-романса. Эта сфера интонаций особенно полно представлена в творчестве авторов «бытового романса», а из крупных мастеров - у Чайковского и Рахманинова, в ранний же период творчества- и у Балакирева, и у Бородина, и у многих других.

Из обоих этих источников черпают и советские композиторы, внося много нового даже в давно освоенное в русской музыке претворение крестьянской песни. После характерного для 40-х годов увлечения жанром обработок в точном значении этого слова композиторы стали все чаще и чаще искать новых путей использования богатств народной песни. Не стилизация, не обработка, а тот метод работы над песенным материалом, который продемонстрировал Прокофьев в своих «Двенадцати русских народных песнях», становится ведущим в советской музыке, т. е. метод свободного мелодического развития. Исходной точкой для него становится не только законченная народная мелодия или относительно самостоятельный ее фрагмент, но подчас совсем лаконичное интонационное зерно, своего рода «сгусток» мелодической энергии. Это зерно свободно «прорастает», принимая новую, вполне индивидуализированную форму, иногда очень отличающуюся от первоисточника. Но главное - отчетливо слышимый национальный тип ме-

«стр. 316»

лодии - сохраняется. Так обстоит дело с интонациями народной песни в некоторых произведениях Свиридова.