Мастера советского романса

Весьма показательно и самое расположение романсов в списке сочинений композитора: они распределены в нем большими группами, своего рода «островками» среди инструментальной музыки.

Мясковский иногда более десяти лет не пишет вокальной музыки, но, обратившись к этой области, не оставляет ее не создав значительного числа произведений, в которых всегда можно почувствовать общее, объединяющее начало. В дореволюционные годы появились опусы 1, 2, 4, 5, 7, 8, в 20-х годах - опусы 20, 21,22, во второй половине 30-х годов -опусы 40, 45, 52; и, наконец, в послевоенные годы - романсы опус 72 и составленный композитором сборник «За многие годы», своего рода итог его вокального творчества. Таким образом, большинство романсов приходится либо на годы формирования творческой индивидуальности композитора, либо на годы глубокой внутренней перестройки и переоценки ценностей. «Случайных» обращений к жанру романса мы у Мясковского не встретим, и в этом отношении можно обнаружить сходство с Римским-Корсаковым, романсы которого тоже относятся либо к годам творческой юности, либо к переломным для него 90-м годам, периоду строгой переоценки ценностей.

Есть глубокая внутренняя связь между хронологически близкими вокальными и инструментальными сочинениями Мясковского: далеко не случайно соседство, например, цикла романсов на слова Блока (опус 20) и шестой симфонии, лирических романсов на слова Лермонтова и лирической вершины симфонизма Мясковского- двадцать первой симфонии. Вместе с тем романсы - не просто «спутники» инструментальных сочинений. В них поставлены свои, особые и подчас очень важные художественные задачи. Об этом говорят, например, скупые, но весьма интересные упоминания о романсах в письмах Мясковского, а особенно - в переписке его с С. Прокофьевым. И потому анализ романсов может добавить немаловажные штрихи к нашему представлению о Мясковском-художнике.

[1] Игорь Глебов (Б. В. Асафьев). Мясковский как симфонист. В книге: «Н. Я. Мясковский. Статьи, письма, воспоминания», т. I. М., 1959, стр. 30.

«стр. 35»

Говоря, что большинство романсов композитора создавалось в «переломные» годы, мы имеем в виду, что годы эти были переломными не только для творчества Мясковского, но и для всей советской музыки в целом. Это либо годы исканий, которыми отмечено первое десятилетие советской художественной культуры, либо годы, когда советская музыка всем фронтом выходит на разведанную и обретенную дорогу, как это было во второй половине 30-х годов. И потому нельзя миновать вокального творчества Мясковского не только в истории советского романса, но и в книге, построенной как ряд очерков-портретов.

Если романсы зрелого периода творчества Московского весьма типическое явление в истории советского романса, то ранние романсы не менее типичны для русской музыкальной культуры предреволюционных десятилетий. Они как в зеркале отражают в себе круг интересов значительной части русской художественной интеллигенции. В эти годы Мясковский пережил полосу увлечения символистской поэзией, отдав особенно большую дань творчеству Зинаиды Гиппиус. На слова этой поэтессы в 1904-1908 и в 1913-1914 годах им создано двадцать семь романсов, вошедших в циклы «На грани», «Из 3. Гиппиус», «Предчувствия». На втором месте по количеству музыкальных «откликов» следует поставить Бальмонта (двенадцать романсов ор. 2 и вокальная сюита «Мадригал», ор. 7), на третьем - Вяч. Иванова («Три наброска», ор. 8). Таким образом, тяготение молодого Мясковского к символистской поэзии выражено весьма отчетливо, не менее отчетливо сказались в этих произведениях и новые стилистические тенденции, возникающие в жанре романса на рубеже XIX и XX столетия.

Но если мы обратимся к романсам, помеченным опусом первым (цикл «Размышления» на слова Баратынского-1907 год) [1], то мы почувствуем в них прежде

[1] Цикл «Размышления» включает семь стихотворений: «Мой дар убог», «Чудный град», «Муза», «Болящий дух врачует пеонопенье» (изъят автором во втором и последующих изданиях), «Бывало, отрок звонким кликом…», «Наяда», «Очарованье красоты в тебе,…».

«стр. 36»

всего живую преемственность с лучшими, благороднейшими традициями русского классического романса, традициями, воспринятыми не ученически, а творчески. Очень ясно ощутима в них связь с философской лирикой Римского-Корсакова - одного из учителей Мясковского (в этом смысле весьма показательно уже само название цикла: «Размышления»).

В этом раннем произведении Мясковского не случаен ни выбор поэта, ни выбор стихотворений из его наследия. Баратынского можно назвать поэтом мысли, сущность его творчества афористически точно определена Пушкиным: «Никто более Баратынского не имеет чувства в своих мыслях и вкуса в своих чувствах» [1].