Мастерица провокаций, или Одной ночью перечеркнуть все в жизни мужчины

— Господи, а я-то зачем крещусь, я же такая грешница… — немного испуганно произнесла Ленка.

— Бог простит твои грехи. Когда домой вернемся, в церковь пойдешь, будешь их замаливать. Ты человека убила во имя нашего спасения. В конце концов, если бы не мы его, то он бы нас… Это была просто самооборона.

— Да разве для бога в убийстве бывает оправдание? Разве убийцы в церковь ходят?

— Ходят. Сама говорила, что из любого правила бывают исключения. Если хочешь знать, то даже профессиональные киллеры носят на шее цепь с крестом и после каждого убийства ставят свечки за упокой. Это у них как ритуал.

Мы выбежали на улицу и вдохнули свежий воздух.

— Боже мой, хорошо-то как!

— Да, чудесно!

Мы не нашли ни одной приличной машины, на которой бы можно было уехать Только старый микроавтобус со спущенными колесами и разбитыми окнами.

— Вот это да. Что ж теперь делать-то? Пешком в горы… Далеко не уйдем. Надо с собой взять еды и воды. Да и то, надолго ли нам этого хватит? Может, дождемся пока кто-нибудь приедет в дом? Хорошо, что у нас есть пистолет. При желании вырубим кого-нибудь и завладеем машиной.

— Можно и так. А вдруг приедет не один, а несколько турок и у нас ничего не получится? Теперь хоть есть шанс убежать, если что, так мы и этого лишимся.

В этот момент я повернулась в сторону пристройки.

— Лен, ты слышишь?

— Слышу, — прошептала Ленка.

— Что это?

— Кто-то стонет или плачет.

— Может, пойдем посмотрим?

— А может, не надо? У нас у самих беда, зачем мы будем касаться другой?!

— Лен, но ведь это не мужской голос, а женский. Мы должны посмотреть.

— Ты и вправду так считаешь?

— Да. Вдруг нужна помощь женщине? Ты только представь, чтобы кто-то из наших соотечественниц прошел мимо нас…

— Как скажешь.

Ленка достала из кармана спортивных брюк пистолет и взяла меня за руку. Мы стали медленно двигаться в сторону пристройки. Дверь оказалась закрыта на большую щеколду, которую мы совершенно спокойно открыли. В лицо резко пахнуло сыростью и тухлятиной. Кромешная темнота. Я сделала шаг и нащупала ногой ступеньку.

— Лен, здесь лестница.

— Светка, может, не надо испытывать судьбу… Сколько можно. У нас сейчас появился прекрасный шанс сбежать, а ты предлагаешь опять вляпаться в какую-нибудь малоприятную историю. Мы же не служба спасения, нам бы свою жизнь спасти.

— Лен, но там девушка стонет. — Показалось, что от жалобных звуков мое сердце буквально разрывается на части.

— Тогда я достану пистолет. Чем черт не шутит.

— Доставай.

Вдруг я почувствовала, что наступила на что-то твердое.

— Ой, что это?

— Что там у тебя?

— Я, кажется, на что-то наступила.

— На что?

Я наклонилась и подняла с пола фонарик. К моему удивлению, он работал. Теперь, когда темноту прорезал пусть даже слабенький луч, нам было намного легче ориентироваться.

— Кто-то специально положил фонарик рядом со ступеньками. Очень удобно. Включил и спустился спокойно.

Лестница была похожа на винтовую и привела нас в комнату без окон. На полу лежала истекающая кровью девушка, руки и ноги у нее были связаны веревкой. Нос девушки был явно сломан. Глаза заплыли кровью и, по всей вероятности, совершенно ничего не видели. Лицо напоминало кровавое месиво. А тело… На тело было страшно смотреть.

— Бог мой, — я почувствовала, как закружилась голова и подкосились ноги.

— Светка, скажи, что все это нам снится, — пробормотала перепуганная Ленка.

— Нам уже давно ничего не снится.

Видимо, девушка услышала голоса и застонала еще громче. Сквозь стоны прорывались отдельные слова, смысл которых до нас доходил с трудом.

— Кто здесь? Вы русские? — еле разобрала я.

— Русские. Что с тобой?

— Не знаю. Все болит. Я почти ничего не вижу. Я хочу пить. Скажите, я еще живая или уже умерла?

— Живая.

— Жаль. Каждый день я молю Господа Бога, чтобы он забрал меня к себе. Каждый день… Если бы вы только знали, как я хочу умереть… Как я хочу…

— Да ты что такое говоришь? — не меньше моего опешила Ленка. — Ты только подумай, что ты говоришь! Тебе лет-то сколько?

— Не знаю.

— Как это не знаешь? — не на шутку перепугалась я.

— Когда я сюда приехала, мне было восемнадцать.

— А когда ты сюда приехала?

— Не знаю. Я уже давно потеряла счет времени. Когда мы стали работать, у нас не было календаря. Мы не знали ни чисел, ни месяцев.

— Значит, тебе и сейчас восемнадцать. Вы могли различать время по погоде на улице, по времени года. Скажи, на улице было холодно?

— Снега я не видела, хотя говорят, что в Турции он тоже бывает.

— Все правильно, тебе и сейчас восемнадцать. Просто здесь время тянется медленно. Тебе кажется, что прошла целая вечность, а прошло всего несколько дней. Ты же совсем молоденькая, тебе жить да жить.

Я нагнулась к девушке и принялась разматывать веревку на ее руках.

— Осторожно, у меня кисть сломана. А впрочем, я не чувствую боли.

— Да кто ж тебя так?

— Экрам.

— За что?

— За то, что я плохо работала.

— Ты приехала не одна?

— Нет. Нас было четверо.

— Откуда?