Мастеровой-3. Революция

Удрученный, Игнатьев купил билет до Гельсингфорса, чтобы оттуда отправиться во Францию на судне под шведским флагом. В смутное время, когда немцы очень нервно реагировали на проход британских и российских судов по Балтике и в Северном море, это был единственный безопасный путь к месту службы.

Глава 3

3

Неужели теплая вода каждый день — привилегия для избранных?

Теперь Федор угодил в их число. Он вселился в комнату, прежде занимаемую семьей Отто Циммермана. В Туле переезд из съемного жилья в княжеские хоромы не принес Федору столько радости, как возможность покинуть в Гамбурге опостылевшую казарму.

Фрау Марта его обрадовала: ванной может пользоваться, когда захочет. Но за уголь для водогрейного котла нужно доплачивать сверху тех шестидесяти марок, что он вносит в месяц. На фоне нового жалованья это мелочь…

В первый же вечер Федор израсходовал целых два ведра угля. Наполнил чугунную ванну и блаженно в ней улегся, предоставив воде смывать копоть и усталость. Отмокнув, поднялся и намылил камышовое мочало дегтярным мылом. Напомнил себе присмотреть какое-то получше, чтоб с приятным запахом. Это оставить как хозяйственное.

Для бодрости окатил себя прохладной водой. В мыльной прополоскал исподнее. Больше не придется сушить его прямо на теле. Можно развесить в комнате на высоких спинках железной кровати, на которой раньше спали Циммерманы.

Сложно представить, как умещалась на ней целая семья. Отто с супругой коротали ночи на ложе шириной около метра. Хозяева добавили второй ярус, дети спали там валетом. Еще в комнату втиснулись платяной шкаф, стол и единственный стул. Свободного места — не развернуться и не разминуться.

Единственным украшением спальни служили холщовые занавески на окне. Федор их сразу задернул. За окном — глухая кирпичная стена метрах в шести за стеклом.

Как дань передовой германской цивилизации с потолка свисала электролампочка без абажура. Пятнадцать свечей! Собственно — все.

Вернувшись в комнату после ванной, Федор почувствовал себя лучше, чем когда-либо за все время пребывания в Германии. Конечно, главное — сделать дело, ради которого приходится здесь болтаться. Бытовые удобства не столь важны, но до чего же хочется жить по-человечески, даже во вражеской стране!

Раздался стук в дверь.

— Войдите!

— Герр Клаус, согласитесь ли вы столоваться с нами? — фрау Марта нерешительно вытерла руки о серый передник, надетый поверх коричневого платья. Руки, покрасневшие и грубые, соответствовали облику рано постаревшей женщины из припортового квартала. — Фрау Циммерман предпочитала сама готовить и покупать продукты. Считала, что так ей дешевле.

Федор лишь на миг задумался.

— Боюсь, не найду времени заниматься готовкой. Буду рад разделить с вами ужин. Ну, а вы расскажете, сколько мне придется платить, — порывшись в карманах, Федор достал два купленных на улице леденца. — Это вашим ребятишкам.

— Данке, герр Клаус! — улыбнулась Марта. — Они скучают по сорванцам Циммерманов.

Поданная каша с овощами и чай, конечно же, мало соответствовали представлению о немецкой кухне, почерпнутому из книг. Вместо чая с сухарем зажиточные германцы предпочитали сопровождать поглощение напитков массой разнообразных десертов. Одних только пудингов существовали десятки видов. В Петрограде Федору как-то довелось отведать баварский плеттен-пудинг — многослойное изделие из орехов, ягод, бисквитного теста и заварного крема. Детвору баловали забавным пылающим плум-пудингом. Но, конечно же, не детей с рабочих окраин большого промышленного города.

— Доброго вечера! — за стол присел запоздавший Гюнтер Штаубе, супруг фрау Марты. — Как вам стряпня моей женушки?

— Вполне… — начал было Федор, но Гюнтер, весь день таскавший ящики, мешки и бочонки на пристани, бы намерен говорить, а не слушать постояльца.

— Знаю-знаю. В России с жратвой лучше? Мы, как война началась — еще первая с французами, каждый месяц чувствуем, что не можем позволить себе того, что считалось обычным ранее. А сейчас стало еще хуже. По весне уголь обычно дешевел. Теперь — наоборот, каждый мешок дороже на две марки! Дорожает все. Старшему в школу осенью. Все лето копить — не скопить, чтоб собрать. Хорошо, что за старшим одежду с обувью донашивает. Только если это будет продолжаться, не доучится Михаэль. Пойдет разносчиком газет, чистильщиком обуви, подмастерьем. Хоть немного марок принесет.

— Может, станет лучше с окончанием войны?

— Сомневаюсь, — замотал головой Гюнтер — Пока нами правят проклятые князья-маги, а деньгу гребут заводчики и евреи-банкиры, нам, рабочим, будет только хуже.

— Ты один такой в доках? — спросил Федор.

— Так или почти точно так думают все наши, — заверил Гюнтер. — Но боятся своих крох лишиться. К тому же обещают новые законы военного времени. Стачки запретить, митинги — само собой, и закрыть рабочие газеты. Шайзе! Скоро и дышать нам запретят.