МастерписЪ Арка первая

Эшли Лавджой на встречу с архиепископом пришла в одном лишь нижнем бе­лье и широком пальто до пят. Когда Кавендиш тщательно проверил все замки и по­вернулся, наконец, к ней, Эшли сбросила пальто на пол и оказалась перед архиепи­скопом в трусиках и бюстгальтере. На его длинном породистом лице не отразилось никаких чувств, но Эшли показалось, будто она заметила тень улыбки на тонких гу­бах.

Джеремия Кавендиш крепко связал веревкой руки своей юной гостьи за спиной, затем накинул конец веревки на крюк в потолке, на котором висела лампа в соломен­ном абажуре и подтянул ее гибкие руки вверх. Она застонала от блаженства, нагну­лась, выгнув спину. Архиепископ стянул ее трусики и прижал к носу, вдыхая аромат. Затем бросил их куда-то в угол, повернулся к Эшли, висевшей на крюке, и аккуратно разделся. Эшли уже в третий раз видела тело архиепископа и все равно поразилась, в насколько же хорошей форме поддерживал себя Кавендиш, человек духовного сана. Его грудь пересекали две перекрещивающиеся линии: одна - от ключиц до пуп­ка, другая, перпендикулярная ей - от левого соска к правому. Словно христианский крест.

Архиепископ подошел к Эшли и медленно ввел эрегированный член прямо в анус. Она кричала и выла от наслаждения, пока он размеренно сношал ее. Смазка с ее половых губ капала на пол. Архиепископ, судя по всему, был близок к тому, чтобы кончить, но все же извлек член из узкого ануса и ввел его во истекающее соками вла­галище. Член легко скользил, Кавендиш чередовал ритм и глубину, иногда стимули­руя рукой клитор. Пальцами Эшли вцепилась в веревку, вывернутые плечи напряг­лись, и она визжала от боли и наслаждения. В какой-то момент архиепископ схватил ее за волосы и потянул голову на себя. Она взвыла и у нее наступил продолжитель­ный оргазм, во время которого он порвал ее лифчик и сильно оттянул соски ее ма­леньких грудей вниз. Архиепископ кончил.

Когда она обессилела, он снял веревку с крюка и толкнул девушку на пол. Эшли рухнула со стоном блаженства.

- Не развязывайте меня, ваше высокопреосвященство - взмолилась она, когда архиепископ взял ее за плечо, чтобы поднять с пола. - Пожалуйста, я хочу снова!..

- Хватит тебе на сегодня, грешница, - отрезал архиепископ. - Одевайся.

Он, как всегда, был бесстрастен. Эшли вздохнула и набросила себе на плечи пальто. Трусики она искать не стала.

- Эшли, - произнес архиепископ, закончив приводить себя в порядок, - как об­стоят дела с поисками меча?

- Пока никак, ваше высокопреосвященство, - сказала Эшли, чувствуя невольное раскаяние. - Эти мерзкие поляки по-прежнему отпираются. Делают вид, что они тут не причем, сволочи капустные. Ваше высокопреосвященство, поляки ведь специаль­но позволили еретикам похитить меч!

- Не делай поспешных выводов, - нахмурился Кавендиш.

Эшли тут же поправилась:

- В смысле, все равно их вина в этом есть. Меч-то не сберегли!

- Вот как, - медленно произнес архиепископ. - В твоем послании было сказано, будто у тебя есть хорошие новости. Говори.

- Меч я, и вправду, пока еще не нашла. Пока еще, - Эшли подчеркнула это "пока". - Зато в Польше отыскался след ересиарха Курумару Тацуо!

- Вот как, - повторил архиепископ.

- Да, - разгорячилась Эшли. - И, судя по всему, он как-то связан с пропажей меча!

- Не думаю, - оборвал ее Кавендиш и поднял руку, приказывая Эшли молчать. - Курумару не станет связываться с артефактами подобного рода. Это не его стиль. Скорее, он...

Эшли подалась вперед, заинтригованная, но архиепископ не стал продолжать свою мысль. Вместо этого он спросил:

- И где же сейчас находится Курумару?

Эшли коварно усмехнулась:

- А где еще может находиться японец? Конечно же, в Японии.

Глава третья

Прошло несколько дней, и Аяо приноровился жить без школы. Как оказалось, учеба отнимала у него очень много времени, а теперь, когда необходимость учиться отпала, делать ему стало попросту нечего. Аяо решил эту проблему, полностью со­средоточившись на несчастной Мейде-чан. Он постоянно тискал ее, словно игрушку, и никуда не отпускал от себя.

Новая соседка раздражала его одним своим видом, однако вела она себя смир­но, всякий раз здоровалась с ним при встрече и склоняла голову. Еще Михара Касу­ми пообещала Аяо, что приложит все усилия, чтобы его восстановили в школе, пото­му что ей, мол, очень хочется учиться вместе с ним. Глупости, но Аяо не возражал. Пусть делает все, что хочет.

Разбудив Мейду-чан, Аяо повел ее на прогулку. Ему всегда казалось, что без контакта со свежим воздухом и хорошего моциона любой человек вскоре захиреет. Жаль, что при этом не удосужился покормить Мейду. Сначала он хотел просто купить ей данго или еще какую-нибудь ерунду, которую во множестве продавали на улицах. Но он забыл о своем намерении, и все три часа, которые они провели в парке, Мейда стойко терпела муки голода. Аяо сжимал в своем кулаке ее ладошку, и девоч­ке казалось, что при малейшем неповиновении он попросту раздавит ей все пальцы.

Наконец ужасная прогулка закончилась, и они отправились домой.