Мужики меня приняли, как своего, усадили на жесткое бревно, пытались напичкать какой‑то вонючей отравой, убеждая, что это каша с мясом. Я не стал уточнять, гавкало это мясо или мяукало, а просто вежливо отказался от щедрого угощения.
Через какое‑то время к нам подошел сухонький старичок еще ниже меня ростом. Седая борода до земли, цепкий взгляд черных глаз, простая одежда. Но как только вояки увидели его, вытянулись в струнки, побросав деревянные плошки на землю. Из мисок слизью вытекало тошнотворное кушанье.
Старик легонько качнул головой, и здоровые мужики в доспехах тихонько разбежались кто куда. Передо мной остался лишь седобородый и знакомый детина виновато маячил у того за спиной.
— Дроу, — смачно прошамкал старик. Несмотря на дряхлость тела, в нем безошибочно угадывалась крепость духа. Это был сильный противник… был бы, если бы владел хоть каплей магии. Но я ясно видел, что человек был напрочь неспособен к ней. — Горный дроу осчастливил нас своим присутствием. Парламентер, говоришь? Не похоже. Дроу никогда раньше не высылали парламентеров… из дроу.
Тьма, и это было правдой. Похоже, старик сталкивался с нашими не раз, и явно не за чарочкой самогонки.
— Верно, — я сам не узнал своего голоса — столько в нем было спокойствия и уверенности, которых во мне не раньше наблюдалось ни на каплю. — Но в другие времена никогда и не было такой ситуации…
— Верно, — в тон мне кивнул старик, — но если бы они выслали — то явно не одного…
— Верно, — я принял игру, стараясь не кривляться, — но зачастую один может добиться большего, чем целая армия.
Старик хмыкнул, как мне показалось, довольно.
— Хорошо, — медленно протянул он. — Я вижу, ты здравомыслящий дроу явно из высокого дома, — я с трудом подавил смех, — и ничуть не пьян, — жесткий взгляд на детину. Тот съежился и по — детски прикусил губу. — К тому же я все равно собирался посылать парламентеров, ибо ситуация не разрешается ни в какую из сторон, а дух армии падает с каждой минутой…
Старик пожевал губы, и грустно добавил:
— Развращаются, не армия, а гнилье одно… а ведь были времена…
Детина деликатно кашлянул за спиной седобородого.
— Да, Гоч, не время, — вздохнул старик и совсем сник.
Я поразился, что люди доверили войну с эльфами подобному старому грибу. Да, несомненно, он был когда‑то великим воином… И в армии не видно ни одного мага. Странно все это, да и вельможи… Если только люди не решили попытаться обмануть эльфов и обойти тех с тыла. Глупо с их стороны, неужели многовековая история их ничему так и не научила?
— Ну, так что спросить для вас у эльфов? — задал я наводящий вопрос.
Старичок вернулся из воспоминаний и жестко усмехнулся:
— Когда, наконец, начнем заварушку.
Детина суетился вокруг меня, чем утомил донельзя. Меня обрядили в тяжелые невероятно неудобные доспехи, какие‑то соплячки, хихикая, заплели мне волосы, чтобы я смог надеть шлем, потом усадили на коня. И я, бряцая и громыхая всем этим идиотским добром, поехал на свидание с Цвейго. Эскорт из таких же бряцающих болванчиков окружил меня со всех сторон.
Теперь я понял, зачем людям корабль: нас водрузили на это шаткое сооружение, где сотня полуголых гребцов взялась за весла и, обливаясь потом, рвала мышцы, пытаясь перевезти гонцов на другой берег. Да я бы вплавь быстрее добрался… правда, один и без груды железа. Но вся эта ситуация давала мне некий шанс быть неузнанным, а значит, узнать немного больше, прежде чем я расстанусь с жизнью. Ведь против людей эльфы изначально ничего не имели… до конфликта с бреденовцами.
Нас выгрузили на берегу, где обосновались эльфы. Постовые с отвращением и холодной иронией наблюдали за нашим бряцающим отрядом, но движению не препятствовали… до определенного момента. Нам преградили путь лишь маги — лучники, окружив со всех сторон. Я‑то знал, что эти стрелы пробивают железо и гораздо толще, чем то, из которого сделаны доспехи и не тешился иллюзорным ощущением безопасности, в отличие от моих спутников.
Навстречу нам вышел сам Цвейго. На непокрытой голове прочно сидел золотой обруч — знак трона. Простая походная одежда, не стесняющая движений, следы усталости на лице.
Я спешился, проклиная людей, их глупость и тех, кто придумал железо вообще и доспехи в частности. Мне показалось, что лошадь, которая несла меня, облегченно вздохнула. Да я бы тоже облегченно вздохнул, милая, если бы с меня все это сняли! Но пока нельзя, конспирация.
— Гром, — устало произнес Цвейго. — Не считай меня совсем уж идиотом.
Я застыл. Ну вот, вся конспирация коню под хвост, а столько мучений! Щелчком я превратил железо в прах под дикое ржание непривычных к магии лошадей. Весь мой эскорт попадал на землю, создавая какофонию звуков.
— Любишь ты приходить эффектно… и уходить тоже не молча, — слабо улыбнулся Цвейго, наблюдая за спектаклем. Эльфы, окружившие нас, стояли с непроницаемыми лицами, но по изменившемуся цвету их лиц я догадался, что бедолаги еле себя сдерживают, чтобы не биться в истерике от хохота. Вот это выдержка!