Достоуважаемый сэр!
Я искренне надеюсь, что свойственная Вам широта взглядов станет добавочным аргументом в пользу того, чтобы опубликовать на страницах «Таймс» мое глубокое сожаление по поводу того, что появившиеся в Вашей газете в минувшую среду критические замечания в адрес выставленных в Королевской Академии работ мистера Милле, [мистера Фроста] и мистера Ханта были выдержаны не только в чрезмерно суровом, но и насмешливо-презрительном духе.
Я сожалею об этом, во-первых, потому, что вложенный в эти картины кропотливый труд вкупе с их художественной достоверностью (каковые являются совершенно неоспоримыми) ни в коем случае не заслуживают презрения или насмешек. Кроме того, эти молодые художники находятся в наиболее критическом периоде своей карьеры – в поворотном пункте, пройдя который они могут либо кануть в безвестность, либо подняться до истинного величия. Я также совершенно уверен, что их участь будет во многом определяться характером критики, обрушившейся на их картины. […] Позволю себе упрекнуть Вас в легкости, с какой Вы походя обвинили молодых людей в склонности «жертвовать истиной, красотой и подлинным чувством в угоду простой эксцентричности». […] Прежде чем вдаваться в подробности, позвольте мне хотя бы попытаться исправить то негативное впечатление, которое редакционная статья могла посеять во многих умах. Молодые художники, именующие себя прерафаэлитами (впрочем, на мой взгляд, подобный выбор названия не делает чести их здравому смыслу), вовсе не хотят подражать античному искусству как таковому. Да они и не очень много о нем знают. […] Насколько я могу судить, они стремятся вернуться к ранним эпохам только ради одного – ради того, чтобы в сценах, которые они рисуют, изображать то, что они видят, или то, что обычно называют скрытым смыслом, без какой бы то ни было оглядки на общепринятые правила и каноны живописи. […]
Болезнь