Мастерская кукол

Моя любовь, мой благородный рыцарь, мой Валентин!..

Моя болезнь усугубилась, и я горько сожалею, что ты не ответил на мое предыдущее письмо. Как ты можешь быть столь холоден и равнодушен?!

Врачи говорят, что мне уже не на что надеяться. В течение нескольких последних месяцев Кларисса ухаживала за мной с нежностью и заботой, которые больше пристали бы возлюбленному. Умоляю тебя, поспеши ко мне, прежде чем я оставлю позади суету мира.

«И призови Меня в день скорби твоей, и избавлю тебя, и ты прославишь Меня»48.

Остаюсь вечно твоя,

Сильвия

Эдинбург,

Грейт-Кинг-стрит, 62,

11 мая

Дорогой Луис!

Я обещала написать, когда будет близок конец. Сейчас я окончательно уверилась, что надежды нет, и счет идет на часы.

Она постоянно зовет тебя, но прежде чем ты решишься приехать, тебе нужно как следует подготовиться. Сильвия очень изменилась – рак источил ее, как прибой точит раковину на берегу. Ее лицо покрылось пятнами, на теле – там, где растет опухоль, – появились вздутия. Есть и другие признаки, но тут уж ничего не поделаешь. Эта болезнь уродует человека, и не только внешне.

Умоляю тебя, какие бы чувства ты к ней ни испытывал – приезжай. Она умирает, а ты можешь помочь ей облегчить свою совесть и обрести покой перед лицом Вечности. Кроме того, я не хочу, чтобы, когда ее не станет, у тебя появились причины для сожалений.

Джейн забрала твоего сына из школы, сейчас он возвращается домой.

Умоляю тебя: не опоздай!

Любящая тебя,

Кларисса.

Эдинбург

– Ты видела?.. – воскликнул Милле, как только Айрис открыла дверь. – Нет, ты это видела?! – Он швырнул цилиндр на столик в прихожей. – Луис! Луис! Куда ты подевался? Ты читал сегодняшнюю «Таймс»??!

– «Таймс»? – переспросил Луис, появляясь в прихожей следом за Айрис. Его щеки все еще покрывал румянец – Милле позвонил в дверь как раз в тот момент, когда Айрис достигла пика наслаждения и они, едва разжав объятия, с хихиканьем бросились одеваться. Сейчас, бросив взгляд на Луиса, Айрис заметила, что его рубашка застегнута не на ту пуговицу, но Милле, кажется, не обратил на это внимания.

– Вот именно! – воскликнул он и, ткнув пальцем в свежий номер газеты, которую держал в руках, принялся читать вслух:

– Достоуважаемый сэр! «Надеюсь, что свойственная Вам широта взглядов…». Так, это не интересно… Вот!.. «…Вложенный в эти картины кропотливый труд вкупе с их художественной достоверностью… ни в коем случае не заслуживают презрения или насмешек…»

– Что ты бормочешь? В чем вообще дело? – поморщился Луис, но Айрис видела, что он заинтересован. Шагнув вперед, Луис отнял у Милле газету.

– Письмо Рёскина! – выпалил Милле. – Он написал в «Таймс» письмо, в котором выступил в нашу защиту. Он изложил там все наши идеи и принципы, и вообще он нас хвалит. Сам Рёскин, представляешь?!

Айрис читала статью поверх плеча Луиса, но дошла только до середины, когда он сказал:

– Неплохая статья, очень неплохая! Написано, правда, без излишнего пыла, но это как раз и хорошо! Никто не заподозрит, что Рёскин расхваливает кого-то из знакомых, к которым дружески расположен. Да вот, здесь он прямо так и говорит: «Я не знаком ни с кем из них лично»…

– Это огромная удача! Такой авторитетный человек – и вдруг поддержал наши идеи. Ты знаешь, он и мне написал… – Милле достал из кармана аккуратно сложенное письмо, держа его обеими руками, словно дворецкий, несущий к столу драгоценную супницу с черепаховым супом. – Рёскин хотел купить мою картину «Возвращение голубя…», но она, ко сожалению, уже продана. Ах, если бы я не поторопился!.. Кстати, в письме он спрашивает и о твоей «Леди Гижмар…».

– Скажи ему, что она не продается, – спокойно ответил Луис.