Мастерская кукол

Айрис хотела пошутить, сказать что-то вроде: «Ничего, ничего… Ты художник молодой, но многообещающий!», но промолчала. На самом деле она очень гордилась Луисом и в то же время очень ему завидовала. Мазки на готовой картине были положены с таким мастерством и точностью, что ей показалось – она может почувствовать идущий от каменной стены запах сырости и плесени, может дотронуться до блестящих листьев плюща и ощутить под пальцами шелковистую упругость спеленатой пауком добычи. Возлюбленная Гижмара казалась живой; она стояла вполоборота к зрителю и протягивала руку к пролетающей мимо зарешеченного окна голубке с оливковой ветвью в клюве. Ее тонкую талию охватывала красная шелковая лента, завязанная сложным узлом, у ног стояло блюдо с нетронутым завтраком, губы чуть приоткрылись, и на них играла улыбка, а легкий румянец чуть окрасил щеки… Луис ухитрился передать даже владеющее ею напряжение – казалось, леди Гижмар вот-вот сорвется с места и выбежит вон, навстречу свободе. Да, подумала Айрис, это и есть настоящая живопись. Никто и ничто не движется, но каждому ясно – вот переломный, решающий момент, кульминация, за которой последует то ли счастливый конец, то ли новые испытания и невзгоды.

«Возлюбленную Гижмара» Луис задумывал как ответ Милле с его «Марианой». Он даже написал под ней те же слова «Как жизнь пуста – он не придет» и добавил несколько строк из «Лэ о Гижмаре» на старофранцузском.

– Ну? Что скажешь?! – требовательно спросил Луис, выбивая мастихином дробь по палитре. – Неплохо получилось, правда?

– Правда, – тихо ответила Айрис. – Она… она великолепна!

– Да, очень хорошо, – подтвердил Милле. – И если она не заслуживает того, чтобы висеть на лучшем месте, тогда я уже не знаю, что заслуживает!

– Ладно, поживем – увидим, – вздохнул Луис и, сняв картину с мольберта, бережно уложил в большой деревянный ящик. На крышке он написал «Обращаться с осторожностью! Сырая краска!».

Именно в этот момент Айрис решила, что тоже будет участвовать в выставке. Пусть ее отвергнут, но она обязана попытаться!

– А где моя картина? – спросила она.

– Идем со мной к экипажу, – предложил Луис. – Погрузим картину, и я провожу тебя домой.

– Где моя картина, Луис? Ты обещал вставить ее в раму, чтобы я могла… Где она?!

Держа в руках ящик с картиной, Луис и Милле остановились в дверях и переглянулись. В этот момент они были очень похожи на гробовщиков.

– Или ты считаешь, что я не должна участвовать? – Айрис закусила губу. – Я знаю, моя картина не так хороша, как твоя, что я могу писать лучше, но…

Луис снова посмотрел на приятеля.

– Я бы не стал говорить ей сейчас, – сказал Милле.

– Наверное, я должен был сделать это раньше, но…

Айрис почувствовала острую боль в груди.

– Вы считаете, – проговорила она с горечью, – что у меня нет никакого таланта… Что я не могу…

– Ах, Айрис! – воскликнул Луис. – Все не так. Совершенно не так! Дело вообще в другом… – (Айрис заметила, что он избегает смотреть ей в глаза.). – Это… Джинивер. Признаю – я виноват. Я оставил твою картину на серванте в гостиной. Как раз зашел Хант, и я хотел показать ему, чего ты добилась… Я просто не заметил, что Джинивер тоже в гостиной. Конечно, мне нужно было проверить, но я… Она до нее добралась, а ты сама знаешь, какие у Джинивер когти и зубы. Одним словом, Айрис… твоя картина погибла.

Притон

Сайлас забыл Айрис. Выбросил ее из головы. Он повторял это себе каждое утро, едва поднявшись с постели. Прошло почти два с половиной месяца с того дня, когда он пригласил ее к себе в лавку, а она не пришла. Нет, она не заболела и не умерла – Сайлас знал это точно, потому что на следующее утро побывал на Колвилл-плейс и видел, как она входила в тот дом. Никакого письма, которое объясняло бы, почему она не смогла прийти, он так и не получил. Не пришла Айрис и на следующий день, и через день.

И он ее забыл. Совсем.

И если бы им суждено было случайно встретиться на улице, ее руки взлетели бы вверх, к лицу. Она бы извинялась как сумасшедшая за то, что не пришла, а он бы сделал вид, будто никак не может сообразить, кто перед ним. «А-а-а!.. – проговорил бы он наконец. – Вы та самая девушка, – извините, не припомню вашего имени, – которая так хотела посетить мой магазин редкостей». И тогда она стала бы упрашивать его пригласить ее еще раз, а он бы ей отказал. С удовольствием отказал.

Или он отправился бы на Великую выставку, чтобы осмотреть свои экспонаты, и вдруг заметил бы рядом с витражом из крыльев бабочек смутно знакомую фигуру (до чего же приятную фигуру!). Она бы тотчас его узнала и бросилась к нему, громко стуча каблуками по каменной плитке и сжимая в руке стеклянную безделушку, которую он ей подарил, но ему будет все равно. «Ах если бы я только пришла тогда! – воскликнет она. – Но я боялась!» Или: «Я позабыла адрес!» А он ответит: «О, не беспокойтесь, Изабель… ведь ваше имя – Изабель, не так ли? Ничего страшного, всякое бывает. А теперь прошу меня извинить, но я сейчас слишком занят и не могу показать вам мой маленький музей».