Мастерская кукол

Она, разумеется, слышала о любви Форда Брауна28 к его модели Эмме Хилл, от которой у него была незаконнорожденная дочь Кэтрин, слышала как Милле сплетничал о взаимном влечении Россетти и его натурщицы Лиззи Сиддал (хотя сам Россетти все отрицал). Несколько раз Айрис пыталась обиняком узнать у Милле (теперь она называла его не «мистер Милле», а просто «Джон»), были ли у Луиса другие натурщицы и как он к ним относился, но была при этом столь осторожна, что он просто не понимал ее намеков и отвечал, что да, конечно, Луис писал женщин и до нее. Задать же прямой вопрос Айрис пока не осмеливалась.

Как-то после обеда Луис спросил, можно ли ему показать Милле ее наброски. Айрис разрешила и, присев на диван, стала с безразличным видом поглаживать спящую Джинивер, хотя ее напряженный слух ловил каждое слово.

– Господи помилуй!.. – воскликнул Милле, перебирая наброски. – И ты до сих пор молчал! Какая удивительная простота! Гениальная простота!

– Ну, теперь-то ты понимаешь, что я имел в виду? – отозвался Луис, и Айрис поняла, что он уже говорил с приятелем о ней и о ее рисунках. Ей очень хотелось знать, что Луис ему сказал, поскольку в разговорах с ней он был довольно скуп на похвалы. Если Луис и говорил ей что-то, то, как правило, ограничивался советами, что и как ей следует изменить или исправить.

– Я-то думал, что речь идет об обычных женских рисунках – о птичках, цветочках, котятах и тому подобном. Мне и в голову не приходило… Честно говоря, я даже удивлялся, зачем ты тратишь столько времени, пытаясь чему-то ее научить.

Луис кивнул.

– Обрати внимание на пальцы – на то, как она ухватила их изгиб, форму… Конечно, это еще не настоящее мастерство, но набросок очень, очень многообещающий, согласен?

Милле взял в руки еще один рисунок.

– Совершенно согласен. Если так и дальше пойдет, скоро она нас догонит, а там, того гляди, и затмит!

Лишь невероятным усилием воли Айрис удалось усидеть на месте, хотя больше всего в эти минуты ей хотелось схватить Джинивер за лапы и пуститься в пляс.

***

В марте Луис и Айрис стали совершать долгие прогулки по городским паркам. Правда, ходил он слишком быстро, так что ей порой приходилось чуть ли не бежать, чтобы не отстать от него, но она не жаловалась. Однажды Луис набрал для нее целый букет пролесок, и Айрис никак не могла с ним расстаться, даже когда цветы завяли и засохли. Благодаря этим прогулкам она научилась смотреть на мир как на огромное художественное полотно, где есть место для чего угодно. А кроме того, теперь Айрис хорошо представляла себе, как можно изобразить эти детали. На картине, которую она безостановочно рисовала в своем воображении, Айрис могла бы запечатлеть и покрасневшие от холода пальцы жены рыбака, с необычайной ловкостью потрошившие селедку, и сверкающий, чуть зазубренный нож в ее руке, в котором отражались багровые угли жаровни. Немного мадженты смешать с гуммигутом, мысленно прикидывала она, и добавить каплю ультрамарина, чтобы передать блеск металла и матовую белизну ногтевых лунул, похожих на пять поцарапанных зеркал. А развевающиеся на ветру волосы и проступившие под кожей сухожилия прекрасно передадут напряжение и быстроту движений. В то же время ей пока не хватало храбрости, чтобы пытаться писать что-то столь реальное и живое, поэтому, возвратившись в студию, она снова и снова рисовала холодную мраморную руку.

Они побывали в Риджентс-парке, в Грин-парке и на Хайгейтском кладбище, где, присев на скамью, долго делали наброски каменного ангела, украшавшего собой одну из могил. И с каждым днем Айрис все сильнее казалось, что она перестает быть для Луиса просто натурщицей и ученицей, а понемногу превращается в коллегу-художника и друга. Сама она стала как-то особенно дорожить каждым его прикосновением, и не только когда он брал ее руку в свою, направляя карандаш в правильную сторону, но и когда во время прогулок случайно соприкасались их пальцы.

Теперь Айрис носила более свободные корсеты и простые платья, а волосы оставляла распущенными, не обращая внимания на неодобрительные взгляды прохожих. Как-то раз она даже пробовала курить трубку Луиса, но резкий табачный дым не особенно ей понравился.

– Ну и ну! – сказал однажды Луис, заметив, как Айрис посмотрела на какого-то неодобрительно нахмурившегося джентльмена (они как раз спускались с Хайгейтского холма, возвращаясь с кладбища). – Оказывается, ты умеешь убивать взглядом! Надеюсь, ты никогда не будешь смотреть так на меня, иначе со мной может случиться все что угодно. Скорее всего, я просто упаду замертво.