Мастерская кукол

Не успел колокол на ближайшей церкви пробить половину часа, как он увидел ее. Сайлас сразу узнал ее необычную походку, ее манеру чуть сутулиться при ходьбе. И тотчас что-то словно толкнуло его в самое сердце, а в душе заворочалась смутная тоска. В Айрис был какой-то животный магнетизм, какая-то притягательность, которую Сайлас даже не пытался отрицать. Напротив, он был твердо уверен, что их души раз и навсегда связаны незримой прочной нитью, которая никогда не порвется. Уже не раз Сайлас удивлялся, с какой легкостью он прощает ей все, что бы она ни совершила. Так и сегодня, едва увидев, что Айрис надела его любимое платье с широким воротом, открывавшим эту ее соблазнительно искривленную ключицу, он простил ей даже ночные объятия у озера. Тонкая, красиво изогнутая косточка натягивает тонкую, белую, почти прозрачную кожу… Ах, если бы только он мог забыть ее! Ах, если бы только она не околдовала его с первой же встречи!

Напротив витрины Айрис остановилась, и Сайлас, почти не соображая, что делает, протянул ей навстречу руку, словно приглашая девушку войти.

«Если ты заглянешь внутрь, – сказал он себе, – я пойму, что ты – моя. Я пойму твое безмолвное послание, пойму, что он ничего для тебя не значит и ты хочешь, чтобы я о тебе заботился. Только я – и никто другой».

Он не осмеливался даже дышать и только прижимал левую руку (правой Сайлас по-прежнему тянулся к пыльному стеклу витрины) к горлу, на котором набухли толстые вены. Этот жест немного успокоил его и в то же время напугал. Прислушиваясь к ударам взбесившегося пульса, громом отдававшимся у него в ушах, он подумал о том, какую же власть забрала над ним Айрис, что даже его тело столь бурно реагирует на ее близость.

Айрис тем временем шагнула к витрине, потерла стекло рукавом, чтобы счистить грязь, а потом – Сайлас не мог поверить! – заслонила ладонями от света глаза и, подавшись вперед, попыталась заглянуть в лавку.

Сайлас непроизвольно отшатнулся, прижался спиной к дальней стене, распластался по ней. Расчищенный Айрис пятачок стекла слегка затуманился от ее дыхания, а потом… Потом она вдруг повернулась и быстро зашагала к дому напротив. Именно в этот момент над крышами поднялось солнце, и его яркие лучи засияли сквозь туман и дым, превращая здания в громадные призраки.

Сайлас видел, как Айрис стоит перед дверью Луиса, слегка переминаясь с ноги на ногу от нетерпения. Чего она ждет? Какие ласки предвкушает? Какой-нибудь другой холодный и жестокий ум мог бы нарисовать не одну соблазнительную картину, каждая из которых ранила бы его точно нож, но Сайлас не мог даже вообразить, что Айрис способна опуститься до чего-то подобного. Только не после того совершенно ясного знака, который она ему только что подала, попытавшись заглянуть в темную лавку!

Когда-то давно он точно так же наблюдал за домиком Флик, пока все жители Стоука-на-Тренте спали, – все, за исключением нескольких работников, которые ночами напролет подбрасывали уголь в оранжевые пасти обжигных печей. Сайлас старательно прятался, и его ни разу не застали за этим занятием. За многие часы наблюдений он сумел хорошо изучить Флик, от него не укрылась даже ее манера при ходьбе легка выворачивать наружу носок левой ноги. Он любил ее. О, как он любил ее! Он знал, что хозяйский сын ее только использует; для него она была не больше чем салфетка, которую выбрасывают после того, как в нее высморкаются, – подготовительным этапом перед встречей с другими девушками из богатых семей. Свою любовь Сайлас скрывал до тех пор, пока не понял, что больше не может ждать. В тот, последний день Флик бежала рядом с ним через поля и перелески, а ее рыжие волосы летели по ветру, точно пламя. Он показал ей место, где росла особенно крупная и сладкая ежевика, и Флик жадно ела, отправляя спелые ягоды в рот обеими руками, и красный сок стекал по ее подбородку, а на зубах блестела черно-розовая мякоть…

…Потом Сайлас уложил ее на траву. Она была такой хрупкой, такой худой, что он различал под кожей буквально каждую косточку, каждый сустав, каждое изящно изогнутое ребро, и его сердце снова наполнилось любовью.

Цветок

Ожидая, пока Луис откроет дверь, Айрис нервно теребила косу, перебрасывая ее с плеча на плечо. По коже бежали мурашки, но не от холода. В бледном свете раннего утра воспоминания о прошедшей ночи казались и пугающими, и драгоценными, важными и неважными. Что они скажут друг другу, спрашивала себя Айрис. Многое ли изменилось между ними со вчерашнего дня? Когда-то – не так уж давно! – она впервые стояла перед этими же дверями. Тогда она тоже нервничала, и сейчас Айрис казалось, что она видит отражение прежней себя в темном стекле дверной панели. Стоит ей поднять руку, и она коснется той Айрис, которая только что вырвалась на свободу и полна решимости начать новую жизнь, хотя еще не знает, какой она будет.