Мастерская отца

Загремела цепочка, засов, защелкали задвижки, поршневые замки одно- и двухцилиндровые с секретами и суперсекретами, и наконец на пороге объявился Боря Щукин собственной персоной.

— О-о-о! Вольдемарчик!

«Нарисовался! — почему-то с неприязнью подумал Володька. — Рот до ушей, хоть завязочки пришей!» — Но ответил товарищу ласково:

— Привет, Боб! Трудишься, один?

— А-ах! Вольдемар! — простонал Боря, пропуская Володьку в прихожую, изобразив на лице непридуманное горе.

— Моль истребляешь? — догадался Володька. У Щукиных с наступлением весны в коврах, которые пушились на всех свободных стенках, в паласах, ковровых дорожках выводилась в неимоверном количестве моль, и теперь вот Боря и вылавливал ее пылесосом.

Квартира у Щукиных вполне приличная — три комнаты с кухней и лоджия. Мебель сияет полировкой, в серванте хрустали мерцают, в книжном шкафу собрания сочинений разных писателей золотыми корешками поблескивают…

— Теперь вот я поработал и стану алгебру читать, — говорит Щукин. — Мне в политехнический поступать и никак не ниже. Я — надежда семьи.

— Зачем тебе политехнический? — спрашивает Володька, принюхиваясь к запахам в квартире Щукиных (мясом жареным пахло!) — Поступай в сантехники… Очень заметная фигура в современной жизни… Вон, Павел Петрович, осенью поехал в отпуск и закрыл всего лишь один кран в клубе… Так вся культурная жизнь в Каменке остановилась. — И совсем без перехода сказал: — Выручай, Борис…

Боря сразу затосковал. Подозрение у него такое, что Володька станет денег просить. У Щукиных особая педагогическая доктрина: деньги детей портят, развивают неправильные потребности. Володьке, слава богу, если теория эта права, ничто не грозит — когда еще Валентин Иваныч за свой вытрезвитель расплатится? Да и зачем Боре Щукину деньги? У него и так все есть, что Володьке следует покупать. Даже спирт свой — доктор Щукин его из рентгенкабинета тащит. Выдают, говорят, им там ректификат, чтобы снимки быстрее сушить. И зачем, спрашивается, государство в ущерб себе идет? Сушил бы, как прежде, доктор свои пленки над плиткой, все равно весь спирт к нему в квартиру уходит!?

Папиросы Боре тоже не нужны магазинные, он их у отца ворует. Откроет пачку, несколько штук вытянет, а потом пачку заклеит, словно так и было! Родитель его только возмущается: опять на фабрике не доложили! Куда только отэка смотрит?

— Меня, Боб, Картошкин из дому выгнал, по своей пьяной бессердечности, — говорит Володька. — Налей мне кофейку, залить горе…

— О-о-о! Вольдемар! — у Бори гора с плеч. — Кофейку — это всегда можно. Ком цу мир!

На кухне у Щукиных все блестит и сверкает, как в операционной. Живут люди — газ казенный у них все варит, не то, что у Картошкиных — керосин. Прогуливаясь за этим нефтепродуктом с жестяным бидончиком на другой край Каменки, Володька за свою жизнь уже не одну пару ботинок истоптал. Чад от керосина в доме, копоть, одна только и польза, что клопы его запаху не переносят. Мать Картошкину все уши прожужжала — возьми да возьми плиту газовую! А как ее возьмешь, если дом у них свой и называются они по сельсоветским книгам «частный сектор» — за свои деньги, пожалуйста, бери… Так, видно, век и вековать Картошкиным с керогазом…

Выпил Володька кофе, колбаской копченой закусил, ободрился.

— Может, полторашку примешь? — спросил Боря не очень решительно. — У папы тут что-то на лимонных корочках настояно.

Володька понял, что Боря от него спиной кухонный шкаф заслоняет, чтобы он не увидел графинчик. Но шила в мешке не утаишь, и ему вроде как неловко за свое скупердяйство стало, вот он и предложил — смотри, мол, какой я широкий! И по нему видно — отца боится… Подозревает Володька, что несмотря на этот размах все-то в доме Щукиных тщательно измеряется и подсчитавается. Сам видел, как доктор В. А. Щукин папиросную пачку рассматривал, перед тем, как распечатать…

— Нет! — очень решительно ответил он. — Нету у меня сегодня настроения.

* * *

Первый урок в десятом классе — обществоведение. Володька, едва заметив, как приоткрылась дверь и в образовавшуюся щель просунулся кончик грязной замусоленной указки, гаркнул во все горло:

— Взвод, встать! Смирно-а!

По тому, как дернулся, чуть было не подавшись назад, учитель Митя, Володька понял, что тот стушевался, и с ухмылкой пронаблюдал, как историк торопливым, бодрым шагом прошествовал к учительской кафедре.

— Та-ак! — сказал он озабоченно. — Значит, так! Для начала произведем перекличку.

— К чему эта формальность, Бори-ис Сергеич? — нараспев протянул Щукин. — Тут же свои люди, не подведут! У нас железно, как в танке.

— Да-да! — закивал классный эрудит Прохор Шерстобитов. — Мы, как в депо, мы не подведем!.. Кстати, Борис Сергеич, как ваши дела?