Мастерская подделок

Представленные здесь пародии вовсе не карикатурны и призваны воспроизвести в сознании стиль авторов, которыми я восхищаюсь, надеясь, что каждый их них признал бы свое отцовство. Поэтому я употребляю определенные слова, а также некоторые необщепринятые и спорные их формы. Так, например, я пишу «сиделки» вместо «медсестры», потому что Гонкуры предпочитали это слово, которое к тому же встречается в их «Девке Элизе». Кроме того, вы обнаружите злоупотребление простым прошедшим временем, распространенное в произведениях Марселя Швоба, неоправданные прописные буквы у Шодерло де Лакло, прилагательное «слоновокостный», используемое Алоизиюсом Бертраном, тогда как точнее было бы, конечно, сказать «цвета слоновой кости», и пьемонтские «труфеля», которыми лакомится Казанова. В рискованном номере эквилибристики мне следовало найти нечто среднее между нежеланием быть всего лишь стразом, жульнически стремящимся подражать брильянту, и стремлением сохранить «ту крупицу лжи, что, возможно, делает произведение идеальным»[1].

Некоторые тексты предваряются цитатами из оригиналов, тогда как другие их лишены. В этом отношении я не следую никакому императиву, так как главное — вовсе не соблюдать жесткую схему, а проникнуться духом и словарем каждого трактуемого автора. Если я позволила себе присовокупить в конце сборника приложение к собственному «Некрофилу», то прошу читателя не усматривать в этом дерзости или нелепого самомнения с моей стороны. Я ни на секунду не посмела бы мериться силами с авторитетными писателями, которых пародирую, и настаиваю хотя бы на признании того, что у меня есть четкое представление о подлинных ценностях. Но речь здесь идет о развлечении, игре, которую я решила завершить простой демонстрацией своей способности писать и без опоры на авторов, несомненно, более великих, чем я.

Г. В.

Вольтер

Это вы хорошо сказали, —

отвечал Кандид, — но надо

возделывать наш сад.

Однажды, занимаясь пересадкой латука, они увидели, как к ним в огород зашла особа в дрянном широком плаще, но при этом с прической, словно у Великого Могола.

— Меня зовут Замор, и я письмоводитель у нотариуса, — сказал им незнакомец. — Новость, которую я вам доставил, наверняка вас обрадует. Один из моих друзей, проживающий в Риме, где он занимается тем же ремеслом, что и я, проявив чудеса изворотливости, сумел напасть на след вашей старухи, которая, как вам, возможно, известно, является дочерью папы римского и принцессы. От папы не приходится ждать ничего, кроме индульгенций да латунных медалек. Однако один римский придворный выбросил на лестницу кожуру от персика, и там как раз проходил маркиз Членноунылло, кузен старухи и родной племянник принцессы де Палестрины, который, наступив на эту персиковую кожуру, скатился на голове по мраморным ступеням, отчего впоследствии и скончался. Поскольку детей у него не было, его богатство достается старухе по причине родства.

— Это очень хорошо, — сказала старуха. — Мы сможем построить холодные оранжереи, чтобы посадить там немецкую краснокочанную капусту: она очень невкусная, но ее любой купит, потому что она отказывается здесь расти.