Читаем Мастерская подделок полностью

«Мы издавна следим за этим Сантолеоне, арест которого так вас огорчает. Будучи последним отпрыском прославленного рода, он с юных лет предавался спагирическим искусствам[2], которые нисколько не увеличили его состояние, а напротив, довершили его разорение. Теперь у него остались лишь весьма обветшалый дом на задах Сан-Доменико-Маджоре, скверная восемнадцатилетняя кобыла да лакей, у которого он одалживает денег на ужин. Нельзя, впрочем, отрицать, что Сантолеоне обладает самым прекрасным кабинетом диковинок во всей Италии, а возможно, и в целом мире. В частности, он хранит коллекцию поистине замечательного рода: двадцать четыре женщины без плоти и костей, от которых осталась лишь окаменевшая венозно-артериальная система. Они весьма познавательны и красивы на вид, похожи на коралловые деревья. Беда в том, что Сантолеоне препарировал их сам, при помощи необъяснимых методов, секрет которых он, конечно же, скоро нам раскроет. Тем не менее было доказано, что особы, чьи мумии он изготовил, умерли не естественной смертью и, весьма вероятно, во время самой операции. В окружении Сантолеоне происходили странные исчезновения, подозрения против него постепенно накапливались, и доказательства принесли нам окончательную уверенность в его преступлениях. Можете не сомневаться, что, как только вы вступили бы в наследство, он бы весьма ловко превратил вас в мумию и, пополнив его кошелек, вы бы вскоре украсили его кабинет диковинок». Поскольку я объяснила его превосходительству, что в силу преклонного возраста не желаю надолго оставаться в Неаполе, он охотно выдал мне разрешение присутствовать на процессе Сантолеоне. Это оказалось выше моих душевных сил.

Я сняла комнату в весьма чистом доме, принадлежавшем изготовителю игральных карт, дабы отдохнуть там несколько дней. Первой же особой, которую я там встретила, оказалась Красотулька. Вспомнив попутно, как когда-то неожиданно встретила евнуха, певшего в часовне моей матери, я не слишком-то этому удивилась, ведь мы часто находим людей, которых и не чаяли больше никогда увидеть. Красотулька вышла замуж за изготовителя карт. Она вела хозяйство в большом доме и сдавала комнаты иноземцам. Красотулька была весьма любезна и осыпала меня ласками. На следующий день, собираясь выпить шоколад, который она принесла мне прямо в комнату, я нечаянно опрокинула его на скатерть, которая тут же съежилась и задубела, прожженная насквозь: разъело даже деревянную столешницу. Тогда я поняла все коварство Красотульки, и мне стало ясно, что, пусть она и забыла о своем красильщике, но все же хранила память о своем иезуите. Я положила пару монет подле кувшина для шоколада и ушла. «Среди людей, — подумала я, — все это обычное дело».

Поездка до Рима, которую я совершила в почтовой карете, была самой необычной в моей жизни, поскольку со мной ничего не случилось. Явившись к римскому нотариусу, адрес которого дал мне Замор, я потребовала свое наследство. Он принял меня весьма сухо и что-то промямлил, как обезьяна, из-за горы бумаг. В конце концов я поняла, что господин де Членноунылло завещал мне дворец и двадцать цехинов, из которых римский нотариус взял себе половину за труды. Я пошла посмотреть на свой дворец. У него не было ни стен, ни кровли, ни дверей, ни полов, ни каминов. Поскольку ветер продувал его насквозь, можно было сказать, что он весь состоял из окон, потому я оставила его крысам и летучим мышам, превратившим его в свое жилище. Затем я отправилась прямиком в порт Остии, где села на судно из Ливорно. Не стану вам описывать свою поездку до Константинополя. Она была довольно приятной, не считая того, что мы пережили два шторма, бунт экипажа и испытание протухшей водой, вызвавшей у меня понос, от которого я боялась помереть. Как видите, я избежала весьма немногих вещей — не послужила разве что пищей для каннибалов, хотя, впрочем, этого нельзя с уверенностью предсказать. Наконец я вернулась к вам и смею надеяться, что мои испытания завершены. Мне бы очень хотелось оставить вам большое наследство, но, поскольку состояние господина де Членноунылло — пустой звук, лучше об этом не вспоминать. Что же касается меня, в этом путешествии я не обрела ничего, помимо нового и более обширного представления о мире. Отныне я полагаю, что познала человека.

— Это прекрасно само по себе, — сказал Панглос, — и, коль скоро, согласно учению Аристотеля, всякое следствие естественно вытекает из своей причины, значит, ваши приключения входят в логическую цепочку и они бы никогда не выпали вам на долю, если бы презренный лакей не съел персик на римской лестнице, а маркиз де Членноунылло, проходя там и подскользнувшись на кожуре плода, не размозжил себе голову и нотариус Замор не уговорил вас поехать в Рим. Столь значительными бывают следствия причин, которые, на первый взгляд, могут показаться ничтожными.

— Лично я, — сказала старуха, — не смогу в полной мере воспользоваться своим недавно обретенным опытом, ибо чувствую, что вскоре вас покину и отправлюсь в путешествие, из которого так и не вернулся мой покойный отец.

Перейти на страницу:

Все книги серии Creme de la Creme

Темная весна
Темная весна

«Уника Цюрн пишет так, что каждое предложение имеет одинаковый вес. Это литература, построенная без драматургии кульминаций. Это зеркальная драматургия, драматургия замкнутого круга».Эльфрида ЕлинекЭтой тонкой книжке место на прикроватном столике у тех, кого волнует ночь за гранью рассудка, но кто достаточно силен, чтобы всегда возвращаться из путешествия на ее край. Впрочем, нелишне помнить, что Уника Цюрн покончила с собой в возрасте 55 лет, когда невозвращения случаются гораздо реже, чем в пору отважного легкомыслия. Но людям с такими именами общий закон не писан. Такое впечатление, что эта уроженка Берлина умудрилась не заметить войны, работая с конца 1930-х на студии «УФА», выходя замуж, бросая мужа с двумя маленькими детьми и зарабатывая журналистикой. Первое значительное событие в ее жизни — встреча с сюрреалистом Хансом Беллмером в 1953-м году, последнее — случившийся вскоре первый опыт с мескалином под руководством другого сюрреалиста, Анри Мишо. В течение приблизительно десяти лет Уника — муза и модель Беллмера, соавтор его «автоматических» стихов, небезуспешно пробующая себя в литературе. Ее 60-е — это тяжкое похмелье, которое накроет «торчащий» молодняк лишь в следующем десятилетии. В 1970 году очередной приступ бросил Унику из окна ее парижской квартиры. В своих ровных фиксациях бреда от третьего лица она тоскует по поэзии и горюет о бедности языка без особого мелодраматизма. Ей, наряду с Ван Гогом и Арто, посвятил Фассбиндер экранизацию набоковского «Отчаяния». Обреченные — они сбиваются в стаи.Павел Соболев

Уника Цюрн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги