Мастерство романа

Или — сформулируем одинаково интересный с точки зрения романиста вопрос — каким образом мы теряемс ней контакт? Скука, отсутствие стремления к жизни вызывают в человеке ощущение того, что он «выдохся», подобно бутылки с содовой, которую оставили открытой. Однако слово «выдохся» заставляет нас обратиться к еще одной интересной стороне проблемы. Обладая возможностью «широкого осознания» окружающего мира, я не только знаюбольше, чем находясь в состоянии «узкого» видения вещей. Я воспринимаю окружающую действительность совершенно иным образом. В качестве примера я могу лишь привести сравнение рисунка или фотографического изображения чего-либо с тем, как эта вещь выглядит в реальности, в трехмерном измерении. Или же вспомнить о тех красных или зеленых пластиковых очках из детских рождественских подарков, снабженных комплектом фотографий с расплывчатыми изображениями. Если посмотреть на них сквозь эти очки, то поначалу изображения станут немного отчетливей, все еще оставаясь простыми фотографиями. Но затем внезапно они начнут преображаться в трехмерное пространство.

Именно этопроисходит во время стремительных контактов с реальностью: мир преображается из двухмерного в трехмерное пространство. И если я испытываю внезапную усталость, то он, неожиданно выравниваясь, из трехмерного превращается в двухмерный.

Объяснение этому лежит на поверхности. Когда я счастлив и полон энергии, я могу позволить своим глазам остановиться на данных вещах, с тем чтобы по-настоящему их увидеть. Но иногда я ощущаю в своем сознании некое подобие плавного толчка, — напоминающего покачивание в перегревшейся машине, — и тогда мое подсознание расслабляется. Вещи, на которые я смотрел, как будто бы приобретают новую жизнь, подобно бумажным цветам, которые я ставлю в воду, — становясь при этом объектами трехмерного видения. С другой стороны, жизнь является сложным комплексом, и девяносто девять процентов своей жизни я не могу находиться в состоянии постоянного перегрева. Чтобы иметь дело с этим сложным комплексом, я вынужден использовать визуальный эквивалент скорописи: я вижу, что тот красный объект, издающий шум мотора, является приближающимся автобусом, а это зеленое пятно надо мной — горящий светофор, который может измениться по мере моего приближения к нему. Я «бегло считываю» мир. И делая это, я умышленно лишаю его третьего измерения — самой реальности, — превращая ее в серию плоских символов, которые можно быстро просмотреть и сканировать в моем сознании. Чувствуя усталость, я даю возможность компьютеру в собственном подсознании автоматически переключиться на двухмерное восприятие, с тем чтобы сохранить накопленную в себе энергию.

Теперь становится понятным, почему Руссо критиковал цивилизацию. За счет своей усложненности, она отказывает нам в возможности расслабить сознание, переместив его в трехмерное пространство. Мы снимаем удары перегрева, оказываясь при этом не в состоянии продвинуться дальше; в нас остается внутреннее напряжение, и реальность, которая нас окружает, превращается в поверхностные образы. Главное достоинство, которым наделена природа, состоит в стимулировании расслабленности.

И в этом, разумеется, таится опасность. В частом стимулировании излишней расслабленности. Главное условие оптимальной работы вашего подсознания состоит в ощущении ее целенаправленности. Среднестатистический фермер или сельский житель переживает опыт трехмерного сознания в той же степени, что и обеспокоенный темпом жизни горожанин. Именно поэтомусолнечный свет не имел для Обермана никакого смысла. «Природа» не является решением проблемы; это решение находится внутри нас.

Все это подводит нас к самой сути данного исследования, — к проблеме, с которой мы неоднократно успеем столкнуться на протяжении всей книги в различных аспектах ее проявления. Девяносто девять — или, скажем, девяносто пять — процентов времени в нашей жизни мы пользуемся узким, двухмерным сознанием. Трехмерное сознание — явление довольно редкое. И, как заметил Вордсворт, по мере нашего взросления проявляется еще реже. При этом едва ли имеет какое-либо значение, признаем мы или нет то, что мир, созерцаемый широким сознанием, реальнееи правдивее мира, который мы видим с помощью «обыденного сознания». Однако наша жалость к самим себе и усталость от жизни могут подвинуть нас к опасному выводу о том, что «обыденное сознание» являет нам мир таким, «какой он есть на самом деле», в то время как трехмерное сознание остается чем-то искусственным, подобно опиумным видениям, описанным де Куинси. Такая точка зрения никогда не станет разумным решением проблемы. Она сродни ощущению холода, сжимающего наше сердце, она основана на внутренней уверенности, что скука, банальность и уныние имеют над нами большую власть и поэтому в большей степени реальны, нежели случайные проблески абсурдной радости жизни.