Мастерство романа

Я попытался показать, что эволюция романа была тесно связана с вопросом о свободе человека и его саморазвитии. Большинство авторов придерживается мнения, что к началу двадцатого века роман стал клониться к собственному упадку. Ни Джеймс, ни Беннетт, ни Голсуорси, ни Хаксли, ни Лоуренс не сказали ничего нового, в то время как такие экспериментаторы, как Пруст, Джойс и Беккет, доказывали, что ничего нового сказать нельзя. Как видим, перспективы нерадостные для любого человека, который собирается связать свою судьбу с написанием романов. Но, с другой стороны, похоже, никто из этих авторов не сумел объяснить, почему роман ощутил пределы собственного роста. Для более детального рассмотрения этого вопроса обратимся к следующей главе.

ГЛАВА 3. Упадок и падение

«Кларисса Гарлоу» не стала последним романом, вышедшим из–под пера Ричардсона. Публика с нетерпением ждала появления романа «Сэр Чарльз Грандисон», опубликованного (в семи томах) в течение 1754–57 годов; однако в целом книга оказалась менее удачной по сравнению с предыдущими произведениями Ричардсона. Несмотря на этот очевидный факт, безусловно, нашего внимания заслуживают некоторые чрезвычайно любопытные черты этого произведения. «Чарльз Грандисон» — «история об истинно добродетельном человеке». В образе героя можно найти много общего с сэром Роджером де Коверли, — героем Аддисона, сельским сквайром, рассуждающим о своем положении в обществе и «делающим добро для ближнего своего». Одна из подруг Ричардсона леди Брэндсхей от возмущения даже «вскочила с кресла», выслушав от писателя о том, что в его героя Грандисона влюблены сразу две женщины, а он в свою очередь любит их обеих; впрочем, она тут же смогла успокоиться. Окруженный множеством женщин, Грандисон делает, как всегда, неожиданный выбор; в конце концов он женится на девушке, которую он спас от грязных поползновений ревнивого поклонника.

Нашего внимания заслуживает здесь, главным образом, то, что образ Грандисона во многом стал идеализированным портретом самого автора. Ричардсон является не только первооткрывателем романа; он стал первым, кто использовал этот жанр для проявления «образа самого себя». И это произошло за шесть лет до того, как Руссо задумал своего Сен–Пре.

Как и водится, принцип отражения «собственного образа» имеет свойственные ему внутренние недостатки. С ними мы сталкиваемся уже в «Вертере». Первое, на что обращает внимание читатель в «Вертере», — это то, что образ героя несет в себе глубоко личные черты; второе — это то, что история, рассказанная в романе, чрезвычайно проста. Между первым и вторым впечатлениями существует очевидная взаимосвязь. Сюжет в «Вертере» выражен лишь постольку поскольку. В первую очередь, это роман, рассказывающий о «душе» героя. В нем говорится о его чувствах, его мыслях, его переживаниях. Выражаясь иными словами, можно было бы сказать, что если ремесло романиста сравнивать с профессией оператора, то Ричардсон сумел направить свою камеру на мир вокруг себя. Гете, напротив, поместил зеркало в сердце своего героя, направив камеру на то, что отражается внутри него. Это придало роману новые черты внутреннего единства и напряжения; но мир, отраженный в маленьком зеркале, вскоре начинает надоедать.

Эта проблема со всей очевидностью выступает в романе «Оберман», принадлежащем перу Этьенна де Сенанкура, молодого писателя–дилетанта, наделенного даром к живописи и совершившего путешествие по Швейцарии за несколько лет до того, как написал свой роман. Книга вышла в свет в 1804 году и осталась практически незамеченной, несмотря на то, что стала тем, что по праву можно назвать «классикой литературы андеграунда», оказав огромное влияние на многих великих писателей, включая Бальзака. Образ Обермана — это собственный портрет самого писателя; он изображает молодого меланхоличного поэта, переезжающего с места на место, останавливающегося в разных гостиницах и снимающего меблированные комнаты, где он предается на бумаге собственным «мечтаниям». Он был несчастлив в любви: его возлюбленная предпочла его другому. Наконец, попав в Швейцарию, — страну великолепных мистических ландшафтов, — он продолжает испытывать главное ощущение своей жизни: скуку — ennui, вскоре приобретшей название «le mal d'Obermann» — «болезни Обермана». Парадокс его переживаний состоит в том, что солнечный свет все равно кажется ему «бесполезным», несмотря на то, что дождь, идущий за окном, постоянно его угнетает. Большую часть своего времени он проводит в состоянии полного безучастия, не испытывая никаких желаний и чувств. Только созерцание природы дает ему глубокое ощущение некоего скрытого смысла, и тогда скука — ennui — на время исчезает.