Мастодония

– Ничего страшного, – объяснила она Теннисону, прогуливаясь с ним под руку по саду. – Ну представь: следующий корабль прилетит сюда с Гастры не раньше чем через пять недель. Только через пять недель можно будет подумать о том, чтобы убраться отсюда. За пять недель, если буду сидеть сложа руки и ничего не делать, я тут с ума сойду! Я не умею ничего не делать.

– Ну знаешь… могла бы, к примеру, на горы любоваться. Они такие красивые. Все время меняют цвет. Я никогда не устаю смотреть на них.

– Ну и смотри, – пожала она плечами. – А я к этим красотам совершенно равнодушна.

– А ты не боишься втянуться в работу? Вдруг в истории Ватикана тебе будет так интересно копаться, что ты просто не сможешь оторваться? Если Ватикан вообще позволит тебе оторваться… Может настать момент, когда ты будешь знать слишком много, чтобы они позволили тебе уйти.

– Рискну, – твердо сказала Джилл. – Рискну. Знаешь, я раньше и не в таких переделках бывала, но всегда успевала улизнуть в последний момент. Господи, тут же все, о чем я только могла мечтать, – вся информация! Полный, детальный отчет…

Она с головой ушла в работу. Выпадали дни, когда Теннисон вообще не видел ее. Появлялась она только к обеду и рассказывала, рассказывала…

– Просто передать тебе не могу, до чего интересно, – восхищалась она, наспех глотая еду. – Столько всего… Все, абсолютно все, что они планировали, думали, делали.

– Я тебе говорил, что втянешься, – предостерегал ее Джейсон. – Смотри, так ты никогда отсюда не улетишь. Станешь этаким книжным червячком, увязнешь в работе.

– Не бойся, не увязну, – твердо заявляла Джилл, вытирая губы салфеткой. – Где-то внутри меня никуда не делась прежняя Джилл Робертс – бесшабашная, свободная как ветер журналистка, возмутительница Галактики, ищущая сюжеты по всему свету. Настанет время… но ладно, хватит об этом. Что это мы все про меня да про меня. У тебя как дела, Джейсон?

– Я привыкаю.

– И счастлив?

– Счастлив? Трудно сказать. Что такое счастье? Удовлетворен – да. Доволен маленькими профессиональными успехами, но их мало, совсем мало. Знаешь, я никогда не был врачом-фанатиком, которому только и надо, что добиваться немыслимых высот в работе, чтобы его непрерывно похваливали. Неужели не достаточно просто делать добро ближнему? Пока те случаи, с которыми сталкиваюсь по работе, позволяют чувствовать, что я на своем месте. Пока, повторяю, пока это все, что мне нужно. С Экайером мы уже на «ты», и с остальными я неплохо лажу.

– Ну а как поживает эта дама, что нашла рай?

– Как поживает? Будь я проклят, если знаю. Физически она почти здорова.

– Однако я чувствую, есть какое-то «но».

– Она очень переменилась. Гордая стала – страшное дело! Мы все – пыль у нее под ногами. Я не психолог, конечно, но мне кажется, с ней не все в порядке.

– Это можно понять, Джейсон. Представь, попробуй представить, что для нее значит рай! Нашла она его на самом деле или нет, все равно это для нее жутко важно. Может быть, впервые в жизни с ней произошло что-то по-настоящему значительное.

– Она-то сама уверена, что нашла рай.

– Как и половина Ватикана.

– Половина? Сомневаюсь. Я бы сказал: весь Ватикан.

– Не думаю. Мне прямо ничего не говорят, но я слышу кое-какие разговоры. Понять трудно, но не все здесь безумно счастливы, что рай найден.

– В голове не укладывается! Рай кого-то не устраивает? Уж в Ватикане-то должны быть просто на седьмом небе от счастья!

– В Ватикане не все так просто, как нам кажется, Джейсон. Это все из-за терминологии – «Ватикан», «Папа», «кардиналы» и все такое прочее. Легко подумать, что тут все насквозь христианское. Нет, это не так. Тут всего понамешано, помимо христианства. Я пока еще не разобралась окончательно, но чувствую, что все тут очень сложно. Давным-давно, вероятно, когда эти бедняги только обосновались здесь, в основе их мировоззрения и было только христианство. Но роботы за долгие годы обнаружили столько всего, что теперь это уже далеко не классическое христианство. И потом, есть еще кое-что…

Она поколебалась мгновение. Теннисон молча ждал, когда Джилл заговорит вновь.