Мастодония

– Уверен. Они сделали это для Ватикана. Хоть они и недавно здесь, однако уже освоились. Теннисон разговаривал с его святейшеством несколько дней назад, и после их беседы Папа говорил со мной. Теннисон рассказывал ему о монастырях на Древней Земле. Он говорил о том, что здесь, в Ватикане, он нашел для себя нечто подобное. Они вернутся.

– Что же вы собираетесь делать, ваше преосвященство? Если они действительно найдут рай и вернутся…

– Во-первых, теперь я знаю, кто стоял за всей этой богословской кутерьмой. Джон, садовник из больничного сада. Я почти уверен, что он работал на Папу, был его тайным агентом, хотя зачем Папе тайный агент – ума не приложу. Но это не важно. Дальнейшая судьба нашего садовника незавидная. Он будет презренным послушником, мелкой сошкой и останется им навсегда. И не только он.

– Но есть ли вам на кого опереться, ваше преосвященство?

– Пока не на кого, вы правы. Но все может измениться. В один прекрасный день я поговорю с его святейшеством и сообщу ему все, что узнал. И когда он услышит, что мне известно о его тайном агенте, наушнике, когда он узнает, что Джилл и Теннисон скоро вернутся из рая… Конечно, если бы не обнаружение рая, Папа еще долго воздерживался бы от решительных действий. Но когда он узнает об этом…

– Ну а если все это окажется неправдой, ваше преосвященство? Если…

– Тогда мне конец, – спокойно проговорил Феодосий. – И вам тоже. Но если мы ничего не предпримем, нам все равно конец. Терять нам с вами нечего.

– Вот тут вы правы. Абсолютно правы.

– Значит, вы пойдете со мной к Папе?

– Конечно, – твердо сказал Экайер, поднимаясь со стула. – Пойдемте.

Когда кардинал встал, Экайер спросил его:

– Как я понял, ваше преосвященство, вы думаете, что рай будет дискредитирован, разоблачен, что он окажется не раем. Но как вы можете быть в этом уверены?

– Понимаете, я решил рискнуть. Если я проиграю, мне, как и Джону, суждено стать презренным послушником до конца моих дней.

– И вы все-таки идете на риск?

– А что мне остается?

Глава 54

– До какого-то момента я ясно помню, как все было, – рассказывал Декер. – Помню, как меня сильно стукнуло обо что-то, как я прильнул к иллюминатору, как разглядел внизу самый центр этой планеты, как мне почудилось, что шпили зданий того и гляди проткнут меня насквозь, помню, как видел дороги, сбегавшиеся, как спицы колеса, к ободу центра. А вот как я бежал к спасательному катеру, убей бог, припомнить не могу, потому что туда бежал не я, не тот Декер, что сейчас говорит с вами, а настоящий, первый, тот, которым я был когда-то.

– Все сходится, – изумленно проговорил Теннисон. – Этот рассказ я слышал от настоящего, первого Декера. Но он мне не так много рассказал, как вы. Он был человеком неразговорчивым.

– Да и я не такой уж болтун, – признался Декер II. – Но я так поражен, так рад, что вижу людей, своих сородичей, вот у меня язык и развязался.

Они сидели в уютной комнате, обставленной удобной мебелью, на одном из верхних этажей высокого здания. Пол был покрыт толстым, пушистым ковром. На стенах висели картины.

– Спасибо вам, – сказала Джилл, – что вы разыскали для нас такое уютное местечко. Тут все такое чужое кругом, а здесь мы почти как дома.

– Это было не так легко, – сказал Декер. – Но наш главный пузырь просто помешан на гостеприимстве, а потому заставил меня найти жилище, где вам было бы удобно.

– Пузырь у вас главный?

– Ну да, тот, которого вы уже видели, – кивнул Декер. – С таким странным лицом. Их тут много. Пузырями я их зову только из-за своего невежества. У них есть другое название, но на человеческом языке оно совершенно непроизносимо, а буквальный перевод звучит и вовсе нелепо. Тот пузырь, с которым вы имели честь познакомиться, может считаться моим другом, хотя, пожалуй, по вашим понятиям, дружба у нас не совсем обычная. Это непросто объяснить. Я зову его Смоки – Дымок – из-за того, что у него такое лицо, вроде дыма, хотя, если разобраться, у всех пузырей точно такие же лица. Когда я разговариваю с ним, то зову его Смоки. Он-то, бедняга, думает, что это, наверное, красивое человеческое имя. Знал бы он, что это значит, обиделся бы, пожалуй. Ну а заметили существо, похожее на сноп, которое сидело рядом со Смоки?

– Заметил, – кивнул Теннисон. – Он за нами пристально наблюдал.

– Это Сноппи – опять-таки это я его так называю. Ближайший приятель Смоки. Он с ним знаком очень давно. Потому он и ближайший. Я с ним знаком не так давно, поэтому я второй по старшинству друг. Словом, у нас триада. У пузырей не принято существовать в одиночку. У них обязательно формируются триады. Что-то вроде братства, содружества, кровного единства – нет, это не совсем точно, но яснее сказать трудно. А старина Сноппи, наверное, напугал вас? Действительно, вид у него странноватый.

– Да уж, – хмыкнула Джилл.

– Но в общем-то, он не так уж плох, – сказал Декер. – Когда познакомишься с ним поближе – очень даже ничего. Тут на таких насмотришься, что он по сравнению с ними просто свой парень.

– А вы, похоже, тут неплохо устроились?