Мастодония

– Ну как, как… – начал дьявол и запнулся, – просто сделал, вот и все. Приказал, чтоб это случилось, оно и случилось. Я многое делаю именно таким способом. Вы же сами вложили в меня этот способ, выдумали его, описали его, без конца говорили о нем между собой. Дьявол может все, что угодно, при одном-единственном условии – если творит зло. Очень сомневаюсь, что мне удалось бы с таким же успехом творить добро…

– Заклятие, джентльмены! – провозгласил я. – Единственное объяснение случившемуся – заклятие. И не пеняйте на это дьяволу – мы сами придумали заклятие, как и все остальное.

Старичок, выступавший от имени ученых, тоже оказался на ногах. Он сжал кулаки и, пошатнувшись, поднял их над головой.

– Заклятие! – пискнул он. – Не может быть никакого заклятия! Нет таких законов науки…

Он хотел продолжить, но задохнулся, постоял минутку в надежде вновь обрести дыхание и дар речи, не справился с этим и сдался, бессильно опустившись обратно в кресло.

– Наверное, нет, – согласился дьявол. – Но при чем тут законы науки? Какое мне дело до науки? Мой следующий шаг – колесо, потом электричество, а потом, надо полагать, огонь, хотя так далеко я еще не заглядывал. А когда это будет выполнено, назад к феодализму, к старому доброму средневековью, ко временам простого честного мышления и…

– Теперь, сэр, – вмешался президент, – если вы покончили с угрозами, разрешите еще вопрос.

– Мой превосходный сэр, – ответил дьявол в тон, изо всех сил стараясь быть вежливым, – я отнюдь не угрожаю. Я просто заявляю, что еще может быть сделано и будет сделано, и вы…

– Но зачем вам это нужно? – поинтересовался президент. – Чем вы недовольны? На что жалуетесь?

– Жалуюсь? – заревел дьявол, вспылив и мгновенно забыв о вежливости. – Вы еще спрашиваете, на что я жалуюсь! Хортон Смит, раненный при Геттисберге, сражавшийся голыми руками с Дон Кихотом, гонявшийся за злобной ведьмой по страшным чащобам, уже обрисовал перед вами мои печали. – Тут он одумался и в знак доброй воли снизил голос с рева до обычного рычания. – Некогда наш мир был населен отважным народцем. Одна его часть была честной и искренней в своей добродетели, другая не менее честной и искренней в своей злобности. Не стану скрывать, друзья мои: я был и остаюсь в числе служителей зла. Но по меньшей мере мы сознавали свое назначение и вели достойную жизнь – добрые и злые, феи и бесы в равной мере. А кого нам навязывают сегодня? Я скажу кого. Крошку Эбнера, Чарли Брауна и пеликана Пого. Сиротку Энни, Дэгвуда Бамстеда и двойняшек Боббси. Хорейшо Элджера, мистера Мэгу, Микки-Мауса, безмозглого Хауди Дуди…[15]

Президент попытался жестом остановить его:

– Полагаю, вы очертили проблему с достаточной ясностью.

– Ни у кого из них нет характера, – не унимался дьявол. – Ни в ком из них не чувствуется ни вкуса, ни стиля. Все они пресны, как вата. Ни по-настоящему злобных, ни по-настоящему добрых – от той доброты, что в них якобы заложена, поднимается тошнота. Спрашиваю вас со всей искренностью: мыслимо ли с таким контингентом выстроить толковую цивилизацию?

– По правде сказать, – вклинился министр здравоохранения и т. д., – этот джентльмен – не единственный, у кого поднимается тошнота. Просто поражаюсь, чего ради мы принимаем участие в этом балагане…

– Потерпите еще минуту, – произнес президент. – Я стараюсь разобраться, что к чему. Пожалуйста, проявите терпение.

– Вероятно, – заявил дьявол, – вам хочется выяснить, что вы можете предпринять.

– Совершенно верно, – согласился президент.

– Вы можете положить конец этим глупостям. Можете остановить интервенцию крошек Эбнеров, Хауди Дуди и Микки-Маусов. Можете вернуться к прямым и честным фантазиям. Можете придумать существ, исполненных настоящей злобы, и других существ, исполненных подлинной доброты, и можете поверить в них…

– Никогда во всей моей жизни, – вскричал министр сельского хозяйства, поднявшись на ноги, – я не слышал такого позорного предложения! Он предлагает контроль над мыслями! Он предлагает нам диктовать характер развлечений и зрелищ, душить художественную и литературную творческую свободу! Но даже если бы мы согласились на это, каким образом это осуществить? Можно ли представить себе такой закон или президентский указ? Пришлось бы развернуть специальную кампанию, секретную, совершенно секретную, – хотя, на мой взгляд, ее все равно не удалось бы удержать в секрете более трех дней. И даже если бы удалось, потребовались бы миллиарды долларов и годы настойчивых усилий самых хитроумных экспертов Мэдисон-авеню[16] – а толку, уверен, все равно не вышло бы никакого. Нынче не средние века, которые, по-видимому, приводят этого джентльмена в такой восторг. Мы не можем заставить наш народ или другие народы мира заново поверить в дьяволов и чертей, да и в ангелов тоже. Предлагаю считать дискуссию законченной.

Слово взял министр финансов.