Мать

- Крестьяне! - гудел голос Михаилы. - Разве вы не видите жизни своей, не понимаете, как вас грабят, как обманывают, кровь вашу пьют? Все вами держится, вы - первая сила на земле, - а какие права имеете? С голоду издыхать - одно ваше право!..

Мужики вдруг закричали, перебивая друг друга.

- Правильно говорит!

- Станового зовите! Где становой?..

- Урядник поскакал за ним…

- Пьяный-то!..

- Не наше дело начальство собирать…

Шум все рос, поднимался выше. - Говори! Не дадим бить… - Развяжите руки ему… - Гляди, - греха не было бы!..

- Больно руки мне! - покрывая все голоса, ровно и звучно оворил Рыбин.

- Не убегу я, мужики! От правды моей не скроюсь, она во мне живет…

Несколько человек солидно отошли от толпы в разные стороны, вполголоса переговариваясь и покачивая головами. Но все больше сбегалось плохо и наскоро одетых, возбужденных людей. Они кипели темной пеной вокруг Рыбина, а он стоял среди них, как часовня в лесу, подняв руки над головой, и, потрясая ими, ричал в толпу:

- Спасибо, люди добрые, спасибо! Мы сами должны друг ружке руки освободить, - так! Кто нам поможет? Он отер бороду и снова поднял руку, всю в крови.

- Вот кровь моя - за правду льется!

Мать сошла с крыльца, но с земли ей не видно было Михаилы, сжатого народом, и она снова поднялась на ступени. В груди у нее было горячо, и что-то неясно радостное трепетало там.

- Крестьяне! Ищите грамотки, читайте, не верьте начальству и попам, когда они говорят, что безбожники и бунтовщики те люди, которые для нас правду несут. Правда тайно ходит по земле, она гнезд ищет в народе, - начальству она вроде ножа и огня, не может оно принять ее, зарежет она его, сожжет! Правда вам - друг добрый, а начальству - заклятый враг! Вот отчего она прячется!..

Снова в толпе вспыхнуло несколько восклицаний:

- Слушай, православные!.. - Эх, брат, пропадешь ты…

- Кто тебя выдал?

- Поп! - сказал один из сотских. Двое мужиков крепко выругались.

- Гляди, ребята! - раздался предупреждающий крик.

16

К толпе шел становой пристав, высокий, плотный человек с круглым лицом. Фуражка у него была надета набок, один ус закручен кверху, а другой опускался вниз, и от этого лицо его казалось кривым, обезображенным тупой, мертвой улыбкой. В левой руке он нес шашку, а правой размахивал в воздухе. Были слышны его шаги, тяжелые и твердые. Толпа расступалась перед ним. Что-то угрюмое и подавленное появилось на лицах, шум смолкал, понижался, точно уходил в землю. Мать чувствовала, что на лбу у нее дрожит кожа и глазам стало горячо. Ей снова захотелось пойти в толпу, она наклонилась вперед и замерла в напряженной позе.

- Что такое? - спросил пристав, остановясь против Рыбина и меряя его глазами. - Почему не связаны руки? Сотские! Связать!

Голос у него был высокий и звонкий, но бесцветный.

- Были связаны, - народ развязал! - ответил один из сотских.

- Что? Народ? Какой народ?

Становой посмотрел на людей, стоявших перед ним полукругом. И тем же однотонным, белым голосом, не повышая, не понижая его, продолжал:

- Это кто - народ?

Он ткнул наотмашь эфесом шашки в грудь голубоглазого

мужика.

- Это ты, Чумаков, парод? Ну, кто еще? Ты, Мишин? И дернул кого-то правой рукой за бороду.

- Разойдись, сволочь!.. А то я вас, - я вам покажу! В голосе, на лице его не было ни раздражения, ни угрозы, он говорил спокойно, бил людей привычными, ровными движениями крепких длинных рук. Люди отступали перед ним, опуская головы, повертывая в сторону лица.

- Ну? Вы что же? - обратился он к сотским. - Вяжи!

Выругался циничными словами, снова посмотрел на Рыбина и громко сказал ему:

- Руки назад, - ты!

- Не хочу я, чтобы вязали руки мне! - заговорил Рыбин. - Бежать не собираюсь, не дерусь, - зачем связывать меня?

- Что? - спросил пристав, шагнув к нему.

- Довольно вам мучить народ, звери! - возвышая голос, продолжал Рыбин.

- Скоро придет и для вас красный день…

Становой стоял перед ним и смотрел в его лицо, шевеля усами. Потом он отступил на шаг и свистящим голосом изумленно запел:

- А-а-ах, сукин сын! Ка-акие слова?

И вдруг быстро и крепко ударил Рыбина по лицу.

- Кулаком правду не убьешь! - крикнул Рыбин, наступая да него. - И бить меня не имеешь права, собака ты паршивая!

- Не смею? Я? - протяжно взвыл становой.

И снова взмахнул рукой, целя в голову Рыбина. Рыбин присел, удар не коснулся его, и становой, пошатнувшись, едва устоял на ногах. В толпе кто-то громко фыркнул, и снова раздался гневный крик Михаила:

- Не смей, говорю, бить меня, дьявол!

Становой оглянулся - люди угрюмо и молча сдвигались в тесное, темное кольцо…

- Никита! - громко позвал становой, оглядываясь. - Никита, эй!

Из толпы выдвинулся коренастый, невысокий мужик в коротком полушубке. Он смотрел в землю, опустив большую лохматую голову.

- Никита! - покручивая ус и не торопясь, сказал становой. - Дай ему в ухо, хорошенько!

Мужик шагнул вперед, остановился против Рыбина, поднял голову. В упор, в лицо ему Рыбин бил тяжелыми, верными словами:

- Вот, глядите, люди, как зверье душит вас вашей же рукой! Глядите, думайте!

Мужик медленно поднял руку и лениво ударил его по голове.