Я села в кресло и уставилась в телевизор, совершенно не осознавая происходящего на экране. Вся погрузилась в свои мысли и переживания. А мое любимое чудовище, мое ужасное сокровище на четвереньках подполз ко мне и сел рядом. Кресло было совсем старым, набивка на сиденье совсем промялась, и я положила сверху диванную подушку. Особо удобней не стало, но все лучше, чем было. Если ребенок был спокоен, я вечерами сидела вязала перед телевизором. И ведь я совершенно беззаботно оставляла на столе рядом с креслом клубки со спицами. Тогда мне стало ясно, какая это была беспечность. Пришлось впредь быть более внимательной к вещам, которые в доступе у сына. Совершенно неосознанно он мог навредить мне и, что еще хуже, себе. Так каждый день жизнь преподносит мне какой-то новый урок и непременно повторит его, дабы проверить изученный материал.
Мы так и сидели какое-то время, занятые каждый своим делом. Он облизывал свои пальцы, измазанные в шоколаде, а я думала, чем отмыть кровавые пятна с ковра. С ковра, который в мои четырнадцать лет меня успокаивал, а после этого дня вызывал лишь чувство горечи и тревоги. Но мне не хочется жить своей жизнью, хватает лишь его улыбки. Она и есть моя жизнь. Улыбка моего сына, возможно, даже ценнее улыбки обычного ребенка. Он так редко улыбался, но эта улыбка была настоящей, искренней. Доставал ее откуда-то изнутри себя, значит, она самая подлинная.
Я положила руку на его голову и погладила.
– Ничего страшного, сынок. – Почувствовала, как в горле встал ком. – Мамина боль пройдет. Ты ни в чем не виноват.
Он молчит.
– У тебя так мало радостей в жизни, вон какое удовольствие конфеты тебе принесли. – Я убрала руку с головы и положила ему на плечо. – Прости меня за то, что отобрала их у тебя, мне не следовало этого делать.
Сын не обращал на меня внимания, но это было не важно. Эти слова я говорила больше для себя.
– Мне следует быть к тебе более внимательной. – Слезы уже лились из глаз. – Я обещаю, что стану лучшей матерью, чем сейчас.
Мне было искренне стыдно перед ним. Я взрослый и сознательный человек, и мне стоило подумать, прежде чем предпринимать какие-то действия. О его ощущении реальности я могу только догадываться. Как и о том, какую боль причинила ему, забрав этот пакет, полный удовольствия.
Двадцать лет – немалый срок, но мы прожили их. И теперь я освободилась. Я могу выбросить этот ковер, напоминающий о том ужасном дне. Мы с сыном нанесли друг другу травму: я ему эмоциональную, а он мне – физическую. Я выкину ковер и еще много вещей. На первый взгляд вещи как вещи. Для меня же это орудия пытки. Пытки воспоминанием. В каждом углу квартиры есть эти мины. Я подрываюсь на них каждый день. Переживая заново те события и мучения.
У людей всегда была привязанность к вещам. Мы храним салфетки с логотипом ресторана, где нам сделали предложение, или чистую, отглаженную пеленочку, в которую кутали своего новорожденного ребенка, или старую любимую кружку мамы, которая умерла. Это якоря, которые помогают нам сохранить воспоминания о плохих или хороших моментах. Ведь и в плохом моменте есть плюсы или даже осознание того, что после плохого приходит хорошее. Так люди хранят пули, которыми их подстрелили, в коробочке в глубине шкафа или старый гипс, на котором расписывались одноклассники. И это напоминает и о боли, и о том, что она проходит. Но моя квартира вся в якорях. Можно даже подумать, это мазохизм. Возможно. Есть вещи, не заменяемые по причине отсутствия материальной возможности приобрести новые. Но почему бы не избавиться от ковра? Нет денег на новый? Плевать, ходить по голому полу не преступление. Сейчас вообще ковры вышли из моды. Просто я боялась расслабиться. Мне было нельзя. Вот и лежал он столько лет на полу, дабы держать меня в тонусе. Просто в любой момент мне могла прийти мысль, что можно дать слабину, ведь все спокойно. Такая слабина могла обернуться страшными вещами, исправить которые уже было бы не под силу никому. Такого не могло случиться лишь потому, что на полу в моей комнате лежало напоминание. И это было не простое подобие крестика на руке, который люди рисуют, чтобы не забыть о важном деле. Я бы сравнила это с гигантским транспарантом с огромными буквами на ярком фоне, чтобы бросались в глаза. На этом транспаранте было написано: «Будь внимательна и осторожна». Пусть пол будет казаться пустым, мне плевать. Моя жизнь теперь тоже опустела. Я говорю ковру не «до свидания», а «прощай».