Мат

И подтянуться уже нельзя. И что чувствуешь, когда надо бить, хорошо понимаю. Не разговаривать, а бить. И так же хорошо — когда бьют тебя. Особенно когда несколько сразу. Не как в фильмах, по очереди. А все сразу. Много чего себе могу представить. Но что чувствуют, когда смотрят вот так, с этим затравленным ожиданием — это уже никак. С ненавистью, с недоверием, с вызовом, с сомнением, с презрением, с жалостью, да с чем угодно. Но вот так… как запуганная дворняжка… нет, не знаю.

— Конечно, — ответил он. — Никому не скажу.

На стук долго никто не отвечал. Роберт уже собирался уходить, когда дверь отворилась.

— А, Роберт, — приветливо сказал Кларк. — Заходите, заходите. Всегда рад вас видеть.

— Я на минуту, — сказал Роберт, переступая порог.

— Хотите — на минуту, хотите — присаживайтесь. Чаю не хотите? Я как раз вскипятил. Вы никогда не пробовали чай с молоком? Давайте я вам все-таки налью.

— Вкусно, — констатировал Роберт несколько минут спустя. — Действительно вкусно.

— Это меня один знакомый научил. Англичанин. Вот уж где понимают в чае толк.

— А вы в Китае бывали? — спросил Роберт. — Там в чаевню заходишь — и пять тысяч сортов. Жизни не хватит перепробовать… Ладно, теперь о деле. Как вы оцениваете обстановку?

Кларк перестал пить и укоризненно посмотрел на Роберта.

— Вы же знаете, я об этом говорить никак не могу. Завтра после пяти — пожалуйста. А сейчас, простите, никак.

— Хорошо, — не стал спорить Роберт. — Попробуем по-другому. Вам не кажется, что все зашло слишком далеко?

— Что значит «далеко»? — весело полюбопытствовал Кларк.

— Это значит, что у меня есть все основания предполагать, что в ход была пущена физическая сила.

Кларка это сообщение, похоже, ничуть не удивило.

— А у меня были все основания полагать это, как только я увидел некоторых участников. Более того — до того, как я их увидел.

— Вы что, заранее на это рассчитывали?

— В некотором роде да.

— А именно? — спросил Роберт.

— Мы заранее рассчитывали на то, что все участники приложат максимум усилий для того, чтобы победить.

— Понятно, — Роберт кивнул. — И как далеко с вашей точки зрения это может зайти?

— А уж это зависит только от вас, — улыбнулся Кларк.

— Значит, вы вообще не собираетесь вмешиваться?

— По-моему, я очень четко обозначил свою роль еще в первый день. Я — наблюдатель, не более того.

— Да, я помню: абсолютно нейтральный наблюдатель.

— Именно, — возрадовался Кларк. — Именно. Абсолютно нейтральный.

— А что, если использование силы приобретет слишком большой размах?

— Тогда найдется истинный лидер, который сможет справиться с ситуацией.

— Это при условии, что он будет о ней осведомлен. А если нет?

— Тогда, — удрученно сказал Кларк, — насилие будет продолжаться до пяти часов завтрашнего дня. Но вы знаете, настоящий лидер всегда будет осведомлен о ситуации. Более того, он ее будет контролировать.

— А все же, — повторил Роберт. — Допустим, этот лидер не знает о происходящем. Или его среди нас попросту нет. Вы допустите, чтобы люди страдали? Даже точно зная об этом?

— Люди, — сказал, ласково улыбаясь, Кларк, — могли уехать, как только услышали задание. Между тем они решили остаться и узнать, что такое борьба за власть. А при такой борьбе всегда кто-то страдает. Так что это — часть процесса обучения.

— Ясно, — Роберт встал. — Благодарю за чай. Интересно, что вы даже не поинтересовались, о ком идет речь.

— А вы бы мне ответили?

Роберт промолчал.

— Зачем же мне интересоваться? Если бы хотели, то начали с имен. Кроме того, догадаться было несложно еще в понедельник. Я, знаете ли, в этом бизнесе не первый год.

А я ему просто кивнул… Кивнул. Молча кивнул… Алан снова, все так же бесцельно провел ладонью по лицу. Поднял голову. Невидящим взглядом повел по сторонам. Блеск. Что это? А, просто лампа отражается в зеркале. Как то солнце. Как то проклятое солнце.

Оно плескалось в мелких волнах, оно горело расплавленным золотом, оно выедало своим диким блеском глаза, и оно навсегда равнодушно выжгло в груди пустоту. Там теперь нет ничего. Раньше были надежды, жажда успеха, гордость, радость… много чего там было. А теперь — пустота. И ничего больше. Потому о чем можно мечтать, что можно желать после этого? После того, как кричал, выплевывая ледяную воду: «За тебя! За тебя-я-я!!!» После того, как был на все, совсем на все согласен. И после того как завтра пальцы выведут на клочке бумаги: «Алекс»… Тогда с ледяной водой было выплюнуто многое. И надежды, и элементарное самоуважение…