Мать

— А я разве не ребенок? Играть — играю. Просто вы не видите, когда я играю. А кроме того, если мне не хочется играть, зачем же я буду это делать? Я развлекаюсь как мне вздумается. Мне, например, очень нравится звонить в колокола. А сегодня разве не интересно было? Мне нравилось нести ящичек, нравилось взбираться по камням в гору. Я поднялся на плоскогорье раньше вас, хотя вы ехали на лошади. Мне очень понравилось, когда мы вернулись. И очень было интересно, — добавил он, опуская взгляд, — когда вы изгоняли злого духа из Нины Мазии.

Священник невольно улыбнулся.

— Ты веришь в это? — тихо спросил он, но, увидев, как широко раскрылись от изумления горящие верой глаза мальчика, тут же быстро опустил голову, чтобы скрыть мрачную тень, лежащую на душе. — Дело в том… дело в том, что в детстве все воспринимается по-другому, все кажется красивым и значительным, — снова заговорил он с волнением, — а потом, с годами, все меняется. Нужно хорошо обдумать, прежде чем что-то делать, чтобы не пожалеть потом.

— Нет, я не пожалею, поверьте! А вы разве пожалели? Нет. Так и я не пожалею.

Пауло взглянул на него, и ему еще раз показалось, будто он держит в руках душу мальчика, мягкую, словно воск, и может несколькими прикосновениями изменить ее форму. Он опять испугался и ничего не ответил ему.

Женщина за стойкой спокойно слушала их разговор. Однако слова священника начали беспокоить ее. Она выдвинула ящик, где держала деньги, кольца с сердоликом, булавки и перламутровые раковины, которые женщины оставляли ей в залог, когда брали в долг деньги. Коварные мысли мелькнули где-то в самом потаенном уголке ее сознания, подобно тому, как блеснули на дне ящика эти жалкие украшения.

«Священник боится, что Антиоко отнимет у него приход, — подумала она, — или же ему нужны деньги, но он решил начать издалека. Сейчас станет просить в долг».

Она медленно задвинула ящик и с невозмутимым видом ожидала его просьбы. Она привыкла молчать и никогда, даже если к ней обращались, не торопила события, не ввязывалась в споры посетителей, особенно когда те играли в карты. Таким образом, она предоставила своему маленькому Антиоко самому находить доводы в споре.

— Как это — верю ли я? Разве в нее не вселился злой дух, в Нину Мазию? Я сам слышал, как он дрожал у нее внутри, словно волк в клетке. И только слова Евангелия, прочитанные вами, изгнали его.

— Это верно, слово божие все может, — согласился священник и вдруг поднялся.

Он собирается уйти? Антиоко посмотрел на него почти с испугом.

— Уже уходите? — спросил он.

Значит, это все? Он, волнуясь, бросился к стойке и в отчаянии подал матери знак. Она повернулась и достала из шкафа бутылку. Она тоже была разочарована. Она надеялась одолжить священнику деньги, пусть даже под небольшие проценты, и тем самым как-то узаконить перед богом свое занятие ростовщичеством. А он пришел только затем, чтобы сказать Антиоко, что ремесло священника это не то же самое, что ремесло плотника. В любом случае, однако, надо было уважить его.

— Синьор священник, вы так не уйдете! Попробуйте что-нибудь. Вот это старое вино, еще прошлого века.

Антиоко уже держал поднос с хрустальным бокалом.

— Только немного, совсем немного.

Женщина налила, наклонившись над стойкой, стараясь не пролить ни капли. Пауло поднял бокал с благоухавшим, подобно темно-красной розе, вином, сначала дал отпить мальчику, потом поднес к губам.

— Тогда выпьем за будущего священника Аара! — провозгласил он.

Антиоко пришлось прислониться к стойке, так как ноги его подкашивались. Это была самая счастливая минута в его жизни.

От радости, пока мать отвернулась к шкафу, чтобы поставить туда драгоценную бутылку, он не заметил, что священник, устремив взгляд в открытую дверь, побледнел, словно увидел на улице призрак.

Какая-то черная фигура, неслышно двигавшаяся по площади, приблизилась к двери. Остановившись на пороге, запыхавшаяся женщина оглядела всех черными, испуганными глазами.

Это была служанка Аньезе.

Священник невольно отошел в глубь остерии, пытаясь скрыться, но тут же вернулся на прежнее место, словно кто-то толкнул его в спину. Ему показалось, что он крутится, словно волчок. Он подумал, что это могут заметить, и остановился.

Он не хотел знать, что говорила служанка внимательно слушавшей ее у стойки женщине. Ему хотелось только одного — убежать, спастись, У него замерло сердце, вся кровь прихлынула к голове, в ушах гудело. Слова служанки, однако, все равно проникали в самую глубину сознания.

— Она упала. И у нее пошла кровь носом, так много, что похоже, у нее что-то случилось с головой. И кровь все еще идет. Дайте мне ключи святой Марии Египетской, только они могут остановить кровотечение.

Антиоко, все еще державший поднос с бокалом, побежал за ключами от старой разрушенной церкви. Они и в самом деле иногда помогали, если их положить на плечи человеку, у которого идет носом кровь.

«Это все спектакль, — подумал Пауло, — все это ложь. Она нарочно послала служанку — последить за мной и завлечь меня к себе. Может быть, даже сговорилась с этой сводней».