Мать четырех ветров

— Завтра тебя выпустят, — сообщила медичка, закончив действо и туго натягивая веревки. — До вечера отдыхай, рек­тор распорядился в пояс тебя обрядить. А это дело не быст­рое. На закате приду, запечатывать твою силу будем.

— Что за пояс? — равнодушно спросила я. Нежданно на­валившаяся усталость держала меня в кровати крепче вере­вок. — Мы, кажется, такого не учили.

— А вам оно и не надо, лишними знаниями голову заби­вать. Есть такой обряд специальный — на чистом железе про­водится. Я против была, но Пеньяте что-то совсем перепугал­ся. Обуздать, говорит, надо, или пусть до старости в заточе­нии сидит.

— А голову мне отсечь ему мысль не приходила? — разо­злилась я. — Чтоб уж наверняка? За какие такие прегреше­ния я должна свободы пожизненно лишиться?

В белесых глазах читалось неподдельное участие.

— Я тебе так скажу, нинья, дурак ректор наш, вечно не с тем воюет, с кем надобно. Потому и власти у него особой нет, от недалекости. Вот этот мальчик швабский, который при нем собачкой бегает, тот далеко пойдет, попомнишь мои слова.

— Зигфрид? — удивленно переспросила я. — Думаете, он ректора подсиживает?

Сестра Матильда не ответила, сжав губы куриной гузкой и от этого сразу напомнив мне бабушку.

— Отдыхай, донья Лутеция. На закате тебе нелегко при­дется.

И она ушла, оставив меня одну. А я, вместо того чтобы представлять себе барона фон Кляйнерманна за ректорским столом, стала думать о том, почему со мной никто не говорит об Игоре, как будто и не было его никогда.

Как только серебряная ложка с длинной витой ручкой окунулась в густой ахо-бланко, для которого миндаль до­ставляли с западного побережья, в дверь пансиона госпожи Пинто постучали. Точеные ноздри господина Ягга дрогнули, он поднес ложку ко рту и продолжил трапезу. Хозяйка сует­ливо вскочила и, извинившись перед гостем, отправилась к источнику шума. В дверь уже колотили с такой силой, что она грозила слететь с петель.

— В чем дело? — строго вопросила хозяйка, с высоты кры­льца взирая на четверку стражников. — Я пожалуюсь на бес­чинства дону Скарцезо!

Вышеозначенный дон являлся одним из четырех кордоб­ских альгвасилов и состоял с хозяйкой пансиона в самых дружеских отношениях. Но на сей раз, к удивлению госпожи Пинто, волшебное имя не сработало.

— У вас инкогнито проживает романский дворянин. Нам приказано сопроводить его в резиденцию алькальда для до­знания.

О назначении алькальда донья Пинто была наслышана, как и о том, что новая резиденция обустроилась неподалеку от городской тюрьмы.

Пока женщина собиралась с мыслями, стражники оттес­нили ее от двери, чтобы, топая и бряцая оружием, ввалиться в дом. Из столовой раздался шум, там разговаривали на по­вышенных тонах. Хозяйка некоторое время не решалась вой­ти следом, переминаясь на пороге, но когда ее ушей достиг жалобный треньк разбитой тарелки, дама не выдержала. По­добно демону мщения ворвалась она в столовую, ибо если и была в жизни пухленькой госпожи Пинто страсть к краси­вым мужчинам, то она меркла по сравнению с любовью к до­рогому хинскому фарфору,

— Вы как всегда вовремя, моя прелесть, — сообщил сине­глазый постоялец. — Будьте любезны распорядиться, чтобы принесли еще приборы — господа остаются на обед. И велите подать «Красного элорийского». На улице сегодня жарко, а господам стражникам пришлось идти целых два квартала. Наверняка их мучает жажда.

Бравая четверка с несколько пришибленным видом вос­седала за столом. Примерно с таким же видом хозяйка заве­дения отправилась исполнять желания постояльца.

— Заклятия недвижимости всегда удавались мне прекрас­но, — сообщил романин в пространство, с изяществом при­двигая к себе тарелку. — А теперь, господа, посидите тихонь­ко и позвольте мне насладиться едой.

— Как долго? — пискнул один из стражников, кашля­нув. — Алькальд ждет вас…

— А мы подождем его, — последовал ласковый ответ. — Я, знаете ли, не юная донья, чтоб бежать на свидание по пер­вому зову. А вот, кстати, и наша любезнейшая хозяйка. Уго­щайтесь, господа, повар сегодня превзошел самого себя.

Закатное солнце золотило покосившиеся шпили кордоб­ских башен, когда взбешенный дон Альфонсо Фонсега Диас Кентана ди Сааведра, топорща усы и поминутно поправляя парадную перевязь, появился в пансионе. В столовой царила самая непринужденная атмосфера. Раскрасневшаяся от бо­кальчика вина госпожа Пинто наигрывала на мандолине, ее постоялец, расположившись за прибранным столом, рассе­янно просматривал какие-то бумаги, а четверо — нет, уже шестнадцать городских стражников чинно сидели в удобных креслах, на стульях и даже на простецких тесаных табуретах, по случаю многолюдья доставленных из кухни.

Алькальд замер, окидывая диспозицию внимательным взглядом.

— Ну, наконец-то! — поднялся валашский князь. — Ваши люди утомлены ожиданием и потребностью в уединении. Кстати, посылать к моей скромной персоне один за другим четыре отряда городской стражи было опрометчивым реше­нием. Вы позволите отпустить их?