Мать четырех ветров

Агнешка замерла. Пока в ее воспаленном воображении проносились картины разной степени пристойности, на ка­ком-то другом уровне сознания велась кропотливая, почти математическая работа. На записного сердцееда князь не по­ходил, а походил он на осторожного игрока, шаг за шагом ра­зыгрывающего сложную комбинацию. Он проверяет ее?

— В данный момент вы слегка растеряны, князь, не пони­мая, почему ваши стихийные силы не спешат восстанавлива­ться, — холодно проговорила княжна. — И можете не трево­житься, на ваше сердце я претендовать не намерена, как и на вашу руку.

Дракон облегченно засмеялся и отпустил повод. Лошадь замедлила шаг.

— Не могу передать, как приятно слышать мне ваши сло­ва, любезная донья Брошкешевич. Причину моей тревоги вы определили точно. Я восхищен.

— Тогда, рискуя усилить ваш восторг, сообщу вам, что не­кто хитростью или по случайному стечению обстоятельств лишил вас силы воды.

— Каким образом?

— Если верить слухам, наша общая знакомая была иници­ирована неким могучим колдуном. Мы с вами знаем, что природа инициации такова, что в момент ее происходит об­мен силами, когда более сильный маг отдает действу все свои силы без остатка…

Слова подбирались с трудом, Агнешка очень старалась не сбиться на простецкую площадную ругань.

— Затем, со временем, инициированный возвращает поза­имствованную силу с процентами. Только наша с вами, князь, общая знакомая этой возможности лишена. По прика­зу ректора на нее надели магический пояс.

Восклицание Дракона относилось к тому самому виду площадной ругани, которую порядочной девушке понимать не полагалось. Поэтому покрасневшая Агнешка сделал вид, что она ничего не слышала.

— Благодарю вас, княжна. Сейчас вы на шаг ближе к рек­торскому креслу, — наконец проговорил Влад.

— Значит, я могу считать договор между нами заключен­ным? Должность в обмен на преданность?

— О да, я могу вам это обещать.

— Но ваша теперешняя слабость, князь, видна любому магу воды, — настойчиво продолжала девушка. — Нити силы как будто избегают вас. Может быть, я могла бы каким-то об­разом…

Ей припомнились поцелуи Эмелины, которыми та усили­вала ее магию, и Агнешка снова покраснела.

— О нет, моя дорогая сообщница. Люди обожают чужую слабость, особенно когда ей подвержен некто могучий и гроз­ный. Роль жертвы мне даже нравится. Мы продолжим наш разговор в другое время и в более подходящем месте. Мы почти прибыли. И, донья Брошкешевич, отберите у вашей подопечной зеркало, в которое она так сосредоточенно любо­валась всю дорогу. Дом Акватико не терпит зеркал. Да, да, оно в увесистой шкатулке, с которой донья Ягг не пожелала расстаться.

Агнешка изящно спешилась и отправилась исполнять по­ручение. Новый работодатель ей импонировал не в пример больше истеричного дона Акватико.

Когда танцы вокруг шкатулки, устроенные неугомонной Лутецией, завершились, ветреница стала подниматься по ступеням.

— Сохраните ее, уважаемый. Мне хотелось бы со време­нем получить ее назад.

Валашский Дракон оглянулся на мажордома.

— И не пытайтесь ее открыть. Заклинаю Источником, даже не пробуйте.

Бумаги я подписала, почти не вчитываясь. «Некие», ёжкин кот, бумаги. Алькальд так их именовал, как только по­явился на пороге крошечной приемной залы, в которой я рас­сеянно ощипывала лепестки роз. Ваза была большой, букет обширным, время… Его тоже было более чем достаточно. Влад, не прощаясь, исчез уже на первом лестничном пролете. Разговаривать с Агнешкой мне не хотелось, и она скромно сидела в уголке, излучая такое довольство жизнью, что вы­зывала только желание вцепиться ей в волосы. Поэтому я скрипела зубами и портила цветы в ожидании, когда мне поднесут на подпись документы.

— Не соблаговолите ли вы, Лутеция, подписать некие бу­маги?

Я по-новому взглянула на своего, если верить Иравари (а не верить ей у меня причин не было), жениха. Ну, правда — нормальный мужик. Не красавец писаный, но и не урод. Что-то такое в нем было, что наверняка заставляет замирать сердечки элорийских чаровниц. Усы вот только… Я мыслен­но сбрила дону ди Сааведра растительность на лице и мыс­ленно же полюбовалась делами рук своих. Но, увы — вместе с усами пропало некое разбойничье очарование, алькальду присущее. Ах, пусть ходит, как хочет — в конце концов, мне с ним не целоваться, так что и тревожить меня это не должно.

Я раздраженно прикусила кончик пера. Пера? Мамочки, мне же «некие» бумаги подписывать надо, а не мысленным мастерством цирюльника развлекаться.

«Донья Лутеция Ягг, с одной стороны, и маркиз де Карбабас, с другой стороны…»

— Это, извините, что такое? — Я обвинительно наставила перо в сторону алькальда. — О чем идет речь в документе, ко­торый я сейчас читаю?