Мать (CИ)

- Тем хуже для него, - отрезал Егор. - У Сталина был шанс создать справедливое общество, а он вместо этого построил азиатское ханство.

- А многим нравится. Компатриоты вообще на него дрочат. Ты ж одно время подвизался в каком-то красном органе.

- Подвизался. Но на Сталина не дрочил. Я - большевик, а не сталинист.

- Ну да, ну да, - закивал, потешаясь, Гаев. - За большевиков и против коммунистов. Плавали, знаем. - Он опорожнил кружку и налил себе ещё. Помолчал, делая вид, что не замечает насмешливого Мосоловского взгляда. Потом сказал, осенённый внезапной мыслью: - Вообще, интересная штука - язык. Вот гляди. Я сказал "компатриоты дрочат на Сталина" - и вроде всё понятно. Но это - нам с тобой. А где-нибудь за границей придётся объяснять, что "компатриоты" - это сталинисты, которые ни разу не ленинцы, хотя и считают себя таковыми, а "дрочить" в данном контексте - это "восхищаться". А пройдёт лет двадцать, и то же самое придётся втолковывать уже нашим детям. Хрень какая-то.

Мосолов иронично глянул на него.

- А я вижу, ты болтун не хуже меня.

- Равняюсь на учителя.

- Не без успеха! - Егор поднял кружку. - На самом деле, рад за тебя. Если баба хороша, то это просто кул-форева, так держать! Чую, скоро ты нам курсы мастерства преподавать будешь.

Гаев ответил, почёсывая подбородок:

- Странно же. Девки из магазина кладут на меня с прибором... Не далее как сегодня опустили по самые помидоры. А какая-то гламурная киса за здорово живёшь даёт свой телефон. Не понять мне баб.

- Дурак ты, - убеждённо сказал Егор. - Не потому дурак, что глупый, а потому, что не знаешь. Девки из магазина ищут обеспеченного мужа, и ты у них не котируешься. А эта баба при деньгах, у неё другие приоритеты.

- И какие же?

- Молодость.

- Всё равно странно, - повторил Гаев, ощущая нарастающую лёгкость в суждениях. - Мне когда-то одна сказала, что больше всего ценит в мужиках заботу и настойчивость. Я решил с ней быть заботливым и настойчивым, так она меня тряпкой посчитала. Где логика? А самое неприятное знаешь что? Если я ей об этом скажу, сто пудов запишет меня в женоненавистники. В общем, трындец.

- Какая ещё логика? - откликнулся Егор. - Ты у кого её искать вздумал? У баб? Они другим местом думают.

- Да ты сам - женоненавистник, - заметил Гаев.

- И горжусь, - заявил Мосолов. Он поднялся, сходил на кухню, принёс ещё одну баклагу пива. Разлил по кружкам. - И вообще, бабы любят, чтобы о них вытирали ноги.

- То-то ты по Наташке сохнешь, - сказал Гаев, напомнив о неудачном втором браке Егора.

- Наташку не трожь. Наташка - моя вековечная любовь.

- Чего ж тогда из квартиры её вытурил?

- Да потому что невозможно уже было. - Мосолов устремил на приятеля внимательный взгляд и ухмыльнулся. - Даже не пытайся это понять. Бразильский сериал и достоевщина в одном флаконе. Я сам это до конца не понимаю.

- Да уж вижу.

- Она ведь два аборта делала из-за собственной дурости, - продолжал Мосолов. - Я когда с ней жил, чувствовал, что деградирую. Книги перестал читать, не общался ни с кем. А сейчас только о ней и мечтаю. Люблю её, стерву. Звонил даже однажды по пьяни - на тёщу попал.

- Странная у тебя какая-то любовь. Самоедская.

- Не то слово! Я уже всем надоел этими стонами. Каждый месяц с новой бабой, а Наташку забыть не могу. - Он не спеша опорожнил кружку, поставил её на стол. - Когда выгнал её, через пару недель кинулся в школу, где она работала - мириться. Захожу, спрашиваю у охранника: где такая-то? А он мне: "Ты кто такой?". Я говорю: "Муж". А он: "Ни фига. Это я теперь - муж". Такие дела. Месяца два в себя прийти не мог, пока Танька... ты её не знаешь... отличная девка... меня прям вот на этом столе не изнасиловала.

- Она - тебя? - не поверил Гаев.

- Она - меня, - подтвердил Мосолов, разливая по новой. - Самое интересное, что когда мы с Наташкой расстались, у неё всё пошло так, как я предсказал. Спуталась с этим охранником, развелась, ну и кому она сейчас нужна?

- Тебе, - ухмыльнулся Гаев.

- Это правда, - серьёзно закивал Мосолов. - Я иногда представляю, что мы опять встретимся. Как себя поведём? Тут возможны два варианта: либо пройдём мимо, не заметив, либо кинемся друг другу в объятия.

- А потом что?

- А потом то же, что и раньше: поживём вместе и разбежимся.

- Ну и надо оно тебе?

- А по другому не могу.

Гаев махнул рукой. Он уже захмелел. Пиво всегда оказывало на него сокрушительное воздействие. С двух литров Гаева тянуло на подвиги и психоанализ. Обычно за этим следовал третий литр, но сегодня Гаев хотел сохранить остатки благоразумия, чтобы завтра не брести к научнику с больной головой.

Он поднялся на ноги.

- Ну, я пойду.

- Давай, - согласился Мосолов, валясь на диван и беря со стола мятую пачку сигарет "Парламент". - Провожать не буду, закроешь дверь...

- Ага.

В окно бил алый сумеречный свет. Сизое небо рассекали ватные, будто пропитанные йодом, облака. По крыше противоположной девятиэтажки бродили голуби. Сквозь открытую форточку шумели деревья.

- Ты смотри не угори тут, - пожелал напоследок Гаев.

- С пары литров пива? Шутить изволишь?

Едва вышел из подъезда, позвонила маманя.