— Бейнардий Фронкс — на редкость разумный человек, — в голосе незнакомца послышалась улыбка. — Непонятно, как у такого разумного целителя получились такие бестолковые племянники.
— Да как ты!..
— Да очень просто, — процедил он жёстко. — Только безголовая дурёха вернётся на следующий же вечер туда, где ей накануне едва не отгрызли голову. Как он в Орн-то тебя отпустил?
— Не делай вид, что знаешь что-то обо мне и моей семье.
— Твой прадед, дед и отец, Иллеан Рин, были состоятельными ювелирами, а мать, Равена Фронкс, — дочерью богатого барона. И тоже целителя. После их гибели Бейнардий Фронкс оформил опекунство над вами.
Акме фыркнула:
— И что дальше? Всё это — общеизвестные факты. Как тебя зовут?
— Если тебе угодно, называй меня Ана̀р.
— А настоящее?
— У меня много имён.
— И все — лживые, — заявила та.
Акме развернулась и молча направилась к дому. Быть может, завтра он станет сговорчивее.
— Уже уходишь?
Девушка не ответила, сжав кинжалы. Анар оказался предсказуем. Он догнал её, но девушка сделала выпад и заставила мужчину отскочить.
— Вздумала огрызаться? — промурлыкал тот. — Чёрт возьми, я спас тебе жизнь вчера, а ты угрожаешь мне оружием!
— Я позову брата и дядю! — шикнула она.
Анар ловко выбил из её рук кинжалы, схватил со спины, сжал так, что она не могла ни вскрикнуть, ни пошевелиться, и прошипел так зловеще, что у неё кровь застыла в жилах:
— Никогда… не угрожай мне… оружием…
Но Акме была не из тех, кого можно было так легко запугать. Она тихо рявкнула:
— Если ты меня сейчас же не отпустишь, я позову дядю и брата.
— Нам не нужен лишний шум, — Анар начал ослаблять свою хватку.
Анар повернул её к себе, снял перчатку и рукой коснулся её волос.
В доме хлопнула дверь.
— Акме! — позвал брат.
— Опять этот идиот… — вздохнул Анар.
Акме выхватила из его руки перчатку и отскочила назад, приглушённо засмеявшись:
— Бегите, трус! Мой дядя и брат вам не по силам.
Акме вбегала в дом, когда Лорен встретил её у входа и прорычал:
— Что с тобой? Какого черта ты делала на улице в такой час?!
Девушка очень похоже изобразила оскорблённое недоумение. Её брат выглянул на улицу, огляделся и осведомился:
— Мне показалось, я слышал мужской голос. Ты с кем-то разговаривала?
— Должно быть, тебе приснилось, братец! — фыркнула Акме, тщась унять звон сердца и заглушить шум своего дыхания. — Прочисть уши. Ты слышал голоса пьяных молодых людей на дороге.
И, невозмутимо прошествовав мимо брата в дом, Акме поднялась к себе, быстро переложила ножны с кинжалами под подушку, где они лежали постоянно, и, поправив кровать, села на стул рядом. Лорен ворвался в её комнату, заглянул под подушку и, увидев там то, что искал, медленно поднял на неё подозрительный взгляд.
— В чём дело?! — оскорблённо воскликнула она. — Это моя комната. Я бы предпочла, чтобы ты стучался…
— Я слышал мужской голос не на дороге, а на заднем дворе, — процедил он. — Селим приходил к тебе?
— Братец, у тебя плохо со слухом, — огрызнулась девушка. — Или с головой! Пусть дядя осмотрит тебя. Теперь покинь мою комнату!
Медленно выпрямившись, Лорен развернулся и вылетел за дверь. Акме заперлась, затем села на кровать и, приблизив свечу, внимательно осмотрела перчатку. Она была из тонкой чёрной кожи, довольно длинная, большого размера, с металлическими застёжками. А на запястье её украшал серебряный обруч с изображением маленького сокола, глаза которого горели малюсенькими изумрудами.
«Красивая, — подумала девушка, всячески её поворачивая. — Что ж, Анар, я всё узнаю».
Глава 4. Бойня на Менадской площади
Акме полагала, что в больнице ей удастся отвлечься, но и там — наравне с многочисленными заботами рабочего дня высокая тёмная фигура не оставляла в покое. Она следовала за ней из палаты в палату, из комнаты в комнату, из угла в угол.
Сложных и слишком ответственных процедур ей не доверяли и намеревались доверить не скоро. Как и всем женщинам в больнице. Дядя полагал, что женщина не сможет совладать с собой при виде крови и не в состоянии успешно провести операцию.
Акме работала под присмотром молодого целителя Левина, на которого Бейн возлагал большие надежды. Она ухаживала за его больными: меняла повязки, обрабатывала раны, давала лекарства, накладывала швы.
— У вас золотые руки, Акме, — несколько раз сказал он, обращая на неё гораздо больше внимания, чем того требовала ситуация.
Акме пыталась любезно улыбаться, но получалось не очень. Её бесило то, как Левин смотрел на неё и на недавнем ужине у дяди, и в больнице.
— Сегодня вечером на площади будут танцы, — улыбался Левин. — Я буду безмерно рад, если вы составите мне компанию.
«О Небо, ещё чего не хватало!» — с ужасом подумала Акме, а вслух ответила:
— Простите меня, Левин, я не смогу быть на сегодняшнем празднике. — И даже не стала придумывать причину отказа.