– Мама! Мамочка! – Гриша пытался добежать до начавшей вибрировать посудины, однако ноги не слушались его. Не страх, а нечто большее неумолимо тянуло его назад, словно какая-то злая сила не давала ему ни на шаг приблизиться к кораблю. Наконец, выбившись из сил, мальчик упал в сугроб, прорывая своим весом шершавую корку льда. Заледеневшими пальцами сгребая льдистый снег в кулаки и чувствуя, как отчаяние горячей волной накрывает его с головой, Гриша не отрывал глаз от женщины, что молча наблюдала за его страданиями.
Отделяясь от него толстым стеклом иллюминатора, его мать даже не моргнула. Слезящимися глазами смотря на набирающий обороты гигантский корабль, Гриша потрескавшимися губами пытался докричаться:
– Мама… Мамочка! Прости меня, пожалуйста, прости…
Но женщина так и не ответила. Она смотрела на него,
– Нет! Мама, не-е-ет!
Гриша закричал со всей силой, всем своим нутром тянясь к кораблю, который уже взлетал в небо, унося от него единственно дорогого ему человека…
Он словно бы вынырнул из ледяного колодца. Разом распахнул глаза, сел на кровати, тяжело дыша. Застонав, Гриша с облегчением закрыл лицо руками. Успокоил дыхание. Слава богу, что это был просто сон!
Голова побаливала, и было непривычно холодно, будто он все еще находился на заснеженном дворе. Приложив ладонь к теплому и влажному лбу, Гриша нахмурился. Почему он не помнит, как переодевался и расстилал себе постель? И сколько вообще сейчас времени? Глянул в окно – серая, почти белая пленка облаков висела над городом. Черт, неужели он проспал в школу?
Уже минуя мамину спальню, он почувствовал что-то неладное. Подходя к кухне, он понял, из-за чего ему все еще кажется, будто он во сне. Принюхавшись, он снова ничего не ощутил. Запах, вот в чем дело. Он не ощущал его. Всегда, всегда его мама что-то готовила ему на завтрак, перед тем, как он пойдет в школу. И всегда на кухне стоял аппетитный запах молочной каши или печеных оладьев. А сегодня не было ничего. С дурным предчувствием Гриша взялся за ручку двери и медленно отворил ее. Крик, застывший в его горле, можно было сравнить с криком человека, попавшего в смертельную ловушку и наконец осознавшего это.
Кухня находилась в таком запущении, что казалось, будто в нее не заходили долгие месяцы. На неубранном столе, переползая через когда-то белые чашки и блюдца, клубками катились комки серой пыли, грязный, почерневший самовар, стоявший посередине стола, выдыхал струйки черной сажи, по позеленевшей, покрывшейся болотно-серой плесенью скатерти играли в догонялки два усатых таракана. Сглотнув, Гриша зажал нос рукой и перевел взгляд на настенный календарь – полуоблупившийся, в черных пятнах липких клякс. Нахмурившись, стараясь не наступать на клейкие коричневые круги на полу, мальчик подошел ближе. Все верно – календарь показывал понедельник, 8 января. Но этого просто не могло быть – ведь еще вчера был сочельник, еще даже не наступило Рождество, он это точно помнит! Гриша снова посмотрел на календарь – его рукой семь дней января были старательно закрашены красным (привычка еще с первого класса).
Решив подумать над этим позже, мальчик поспешил как можно скорее убраться из кухни. Выходя за порог, ему казалось, что пропитавший всю кухню мерзкий запах, словно прилипчивый кот-бродяга, будет преследовать его на много километров вокруг. Завидев приоткрытую дверь ванной, мальчик решил вымыть руки: ему хотелось начисто отмыться после увиденного. Взяв кусок серого мыла, он включил воду и стал тщательно намыливать свои почему-то огрубевшие ладони. И откуда столько мозолей? – подумал Гриша, поворачивая ладони вниз-вверх. Загипнотизированный тем, как его длинные пальцы тонут в серой пене, мальчик еще некоторое время не отрывал глаз от своих ладоней, потом моргнул, стряхивая наваждение, поднял глаза вверх и обомлел. С пятнистого зеркала, поверх засохших пятен зубной пасты – белых, идеально ровных кружков, по неряшливости разбрызганных им по всей поверхности зеркала, – на него смотрел подросток лет 15-16.
Выпученными глазами Гриша приблизил свое повзрослевшее лицо к тусклому отражению зеркала. Ну, точно он! Вот его родинка на подбородке, а вот шрам, полученный в детстве от соседнего пса, но всё остальное… было