Мать Иоанна от ангелов

- Молись, капеллан, молись!

Эти слова старый ксендз произнес уже уверенней и бодрей, но все же покачал головою, как бы удивляясь или сомневаясь. В дверь вдруг ввалился Алюнь, все еще неся Крысю на закорках.

- Ой-ой! - закричал он. - Печка тухнет.

- Подложи, сынок, подложи дровишек, - ласково распорядился ксендз Брым.

- Ну, благослови меня, отец, - с внезапной решительностью сказал ксендз Сурин. - Пойду в монастырь.

Он наклонился к руке старика, тот его благословил. Крыся, которую Алюнь опустил на пол, громко визжала у печки.

- Отчего ребенок кричит, Алексий?

Алюнь, не обращая внимания на вопрос хозяина, усердно греб кочергой в почернелой от сажи топке.

- А завтра королевич Якуб приезжает, - сказал он вдруг.

- Откуда ты знаешь? - спросил ксендз Брым.

- Первые повозки уже приехали. Будет он жить у пана Ожаровского, за местечком. Да и в корчме у Янко полным-полно.

Ксендз Брым покачал головой.

- Это ради вас, пан ксендз, народ собирается.

Ксендз Сурин не слышал либо не понял. Он стоял между столом и окном прямой, как столб, задумчивый, словно прислушивался к внутреннему голосу. Старик удивленно посмотрел на него и тронул за руку.

- На отпущение грехов съезжаются, - сказал ксендз Брым.

Гость все еще как будто не понимал.

- Ну, так я пойду, - сказал он, с явным усилием отрываясь от своих мыслей. Отвесив поясной поклон, он вышел. Ксендз Брым, оставшись один, все еще качал головой.

Выйдя на улицу, ксендз Сурин увидел Казюка. Тот, очевидно, поджидал его.

- Юрай уже уехал, - сказал Казюк, - а я хочу проводить вас, пан ксендз.

- Благодарю, - ответил ксендз Сурин, - теперь я и сам найду.

- Но так пристойнее будет вам ходить, не одному, - молвил Казюк.

Ксендз улыбнулся.

- Мне все равно.

- Зато нам не все равно. Я всегда буду вас сопровождать, пан ксендз. Ладно?

- Ладно, Казюк, - засмеялся ксендз. - Впрочем, я как войду в монастырь, так выходить буду не часто.

- К нам не зайдете, пан ксендз? Мы люди хорошие.

- Все?

- Ох, может, и не все. Но пока не настал вечер, никто не знает, каков был день.

Они прошли через вертушку и остановились перед монастырской калиткой, рядом с костелом. Казюк указал ксендзу на звонок.

- Вот здесь, - сказал он. - Отворит вам такая славная сестра, Акручи звать ее. Она тут лучше всех...

Ксендз Сурин минуту помешкал.

- Прошу вас, пан ксендз, позвоните, - сказал Казюк.

- Ах да, - смущенно спохватился ксендз и потянулся к звонку. Осенив себя крестом, он дернул за веревочку.

- До свиданья, - попрощался Казюк. - Коли я вам понадоблюсь, паи ксендз, я всегда тут, в корчме.

Ксендз с ласковой улыбкой взглянул на Казюка. Тот стоял в двух шагах, высокий, статный. Растрепанные вихры торчали из-под овчинной шапки, огромные руки свисали полусогнутые, заканчиваясь внизу длинными, разлапистыми кистями. За его спиной виднелось в тумане местечко, через вертушку то и дело проезжали всадники с тюками. Мир суетился, занятый своими хлопотами.

- До свиданья. Оставайся с богом, - сказал ксендз Казюку.

Тут медленно, с тихим скрипом отворилась калитка, и перед ним появилась высокая, румяная, улыбающаяся сестра Малгожата a Cruce [от Креста (лат.)].

5

- Ждем, ждем, - сказала сестра Акручи и поцеловала руку у ксендза Сурина. - Мать настоятельница еще со вчерашнего вечера ждет. Она уже знала о вашем приезде, отец капеллан, - добавила сестра с грустной улыбкой. - А нынче велела сразу проводить вас в малую трапезную.

- Благодарю, я уже завтракал, - отказался ксендз Сурин, перекрестив сестру и проходя в калитку.

- Нет, нет, - сказала сестра, - эта малая трапезная у нас вроде приемной. Там мать настоятельница беседует с особо важными посетителями говорит, там никто ей не мешает. Пожалуйте, я пойду вперед.

Двигаясь сдержанно и плавно, сестра пошла вперед мелкими шагами, едва колыхавшими сборчатую, тяжелую юбку.

Внутри монастыря было тихо и светло. Беленые стены, чистые, отдающие деревом полы делали воздух прозрачным и благовонным. Слышались в нем и особые монастырские запахи - легкий аромат ладана и какого-то целебного бальзама. На светлых окнах стояли кое-где горшки с цветами. По коридору сестра и ксендз прошли в приемную, там сестра Малгожата отворила дверцу в решетке, разделявшей приемную на две половины, и ввела отца Сурина в небольшую трапезную, смежную с приемной.

- Сейчас доложу о вас матери настоятельнице, - сказала она со своей лучистой улыбкой и исчезла за дверью.

Комната была белая, светлая, на стене висело черное распятие, посредине стоял небольшой стол. Отец Сурин окинул все это взглядом, на него повеяло воспоминаниями, чем-то ушедшим в прошлое, и он глубоко вздохнул. Собраться с мыслями он не успел, - отворилась дверь, и вошла мать Иоанна от Ангелов.