Мать Иоанна от ангелов

Мать Иоанна побледнела и стала вдруг как бы выше ростом, было видно, как вся она напряглась, окаменела. Быстрым движением вскинула она прямые руки вверх и все росла, росла на глазах. Внезапно она изогнулась назад, как ярмарочная акробатка, покрывало с головы ее свалилось, открыв редкие, коротко остриженные волосы. Она медленно изгибалась все сильней и сильней и наконец прикоснулась головой к пяткам. Все глядели на нее со страхом и удивлением.

Тут из уст матери Иоанны зазвучал низкий, блеющий голос:

- Не изыду, что бы вы ни делали, не изыду!

- Будешь ты отвечать на наши вопросы? - вскричал отец Лактанциуш.

Мать Иоанна резко выпрямилась, даже кости затрещали, и одним движением упала ниц, распростерши руки крестом, точно они были деревянные. Стоявшие вблизи видели, как из ее рта высунулся огромный синий язык и как дна начала им лизать мраморные ступени алтаря. Ужас изобразился в широко раскрытых глазах господ придворных. Один лишь королевич сохранял невозмутимость. Он подозвал пажа и приказал прикрыть ему ноги пурпурно-красной пуховой перинкой. У него всегда в костеле зябли ноги. Сестры мало-помалу стали отходить от стен пресвитерии и медленными шагами приближаться к одержимой настоятельнице. Из уст Иоанны вырывались странные звуки, похожие на чавканье и урчанье медведя. Ксендзы осеняли себя крестом и молились.

Ксендз Лактанциуш продолжал экзорцизм:

- Отвечай, Валаам, Исаакарон, Асмодей, Грезиль, Амман, Бегерит! Кто ты?

- Это я, Запаличка, - вдруг закричала тонким голоском мать Иоанна, встав на ноги, не сгибая колен. - К твоим услугам! - прибавила она с плутовской усмешкой.

Ксендз-экзорцист, однако, не потерял самообладания. Он сделал знак креста над головой Иоанны и молвил:

- Отвечай, Запаличка, покинешь ли ты тело этой женщины по моему приказу?

- Тотчас покину, - отвечал Запаличка устами матери Иоанны, - но что ты сделаешь с моими братьями? С Валаамом, Исаакароном, Асмодеем, Грезилем, Амманом, Бегеритом? Валаам сидит в голове, Исаакарон в руках, Амман в груди, Грезиль в животе, Бегерит в ногах, а Асмодей в...

Стон ужаса потряс стены костела при этих чудовищных словах, которые Запаличка произносил веселым голоском, Ксендзы перекрестились и сотворили краткую молитву о каре за кощунство. Мать Иоанна тем временем тихо и дробно хихикала. Прочие одержимые приблизились к ней и, взявшись за руки, стали полукругом.

Ксендз Лактанциуш кивнул отцу Соломону. Тот поправил пелерину, стал потверже на коротких своих ногах и вдруг отчаянно завизжал, как охрипший сержант:

- Сатана, приказываю тебе, изыди!

Мать Иоанна откинулась назад на прямых ногах, словно ее толкнула невидимая рука, и оперлась на руки поддержавших ее сестер. С минуту она тяжело дышала, потом испустила долгий, громкий, прерывистый вопль. После чего стала прямо, вытерла себе платочком рот и усеянный каплями пота лоб, поправила покрывало на голове. Лицо ее приняло обычное выражение, и она обычным своим голосом сказала:

- Запаличка вышел!

Затем она принялась обмахиваться платочком. Среди собравшихся раздались возгласы удивления, разочарования; все враз заговорили, королевич Якуб опять взял понюшку.

Ксендзы повернулись к алтарю и произнесли благодарственную молитву. Поддерживаемая сестрами, мать Иоанна стала на колени. Ксендз Сурин внимательно на нее смотрел, она казалась очень утомленной - глаза были прикрыты, дышала она тяжело, вот-вот упадет в обморок. Вдруг она широко раскрыла глаза, будто увидела где-то вверху, над алтарем, нечто необычное. Сестры, поддерживавшие ее под руки, стали шептать:

- У нее видение, видение.

Ксендзы снова обернулись к алтарю. Внезапно мать Иоанна вскрикнула и прикрыла лицо руками. Тут ксендз Имбер шагнул к ней и, снова осенив ее крестом, спросил:

- Мать Иоанна, что ты видела?

Голос у него был мягкий, бархатный, ласковый. Не такой зычный, как у отца Лактанциуша, и, однако, звук его проникал в каждый уголок костела и мягко, будто оливковое масло, разливался по всему зданию.

Мать Иоанна рывком встала и открыла лицо. Отец Сурин заметил, что выражение у нее было такое же хитрое и дерзкое, как тогда, в трапезной. И прошипела она сквозь зубы те же слова:

- Я не мать Иоанна, я не мать Иоанна. Я бес, мое имя Грезиль!

Услыхав эти речи, отец Имбер вздохнул и произнес своим спокойным, нежным голосом:

- Грезиль! Сатана! Ведь ты знаешь, что ничто в мире не случается без воли господа! Без воли господа и волос не упадет с головы находящейся здесь матери Иоанны от Ангелов, настоятельницы здешнего монастыря. И в том, что ты вошел в тело сей благочестивой особы, тоже есть воля господа. Неисповедимы предначертания божьи, но всякое тело, всякий дух должны им покориться. И тебе надлежит повиноваться богу и тем, кто во имя бога приказывает тебе. Итак, будешь ты повиноваться?

- Да, - сдавленным голосом матери Иоанны изрек бес.

- Ответишь ты на мой вопрос?

- Да, - повторил Грезиль.