Мать извела меня, папа сожрал меня. Сказки на новый лад

— За прокат букета мы обычно берем пять центов. — Она подождала пару секунд — вдруг Дезире предложит монету. — Но сейчас это будет мой вам подарок. — И она принесла Дезире букет искусственной сирени из фетра, завернутый снизу в вышитый носовой платочек.

Когда жена пастора заиграла на фисгармонии какую-то почти мелодичную песню, Дезире глубоко вздохнула и закрыла глаза. Ей вспомнились все свадьбы, которые она успела намечтать себе в детстве. Вспомнилось, как они играли в женитьбу с Офелией Мелковош, когда учились в третьем классе: завязанная на голове ночнушка, тянувшаяся сзади, как древняя фата, а вместо букета — одни ипомеи. Они с Офелией изобразили поцелуй — чмокнули друг друга сквозь ладони — в углу школьного двора, где садовник только что утопил в бадье жабу. А когда Дезире стала чуть постарше, она бормотала перед сном торжественные клятвы для симпатичного принца, которого показали в новостях, когда его мать упала с балкона и разбилась насмерть: «Если я когда-нибудь перестану любить тебя хоть на мгновение, пусть сам дьявол тогда прихлопнет меня пыльным мешком!» Она вспомнила все цветы, которые хотела держать у алтаря — высокие фиолетовые гладиолусы, скромные маргаритки, тигровые лилии с их вульгарными крапинками. В конце концов она выбрала желтые розы, но потом прочитала в старой книге об этикете, что желтые розы означают ревность.

«Жених не испортит моей свадьбы», — клялась теперь Дезире на скамейке этой грошовой часовни, и, само собой, он ничего не испортил. Жених был прекрасен в своем костюме, пусть и с чужого плеча. Он так мило нервничал, и прыгающий на шее кадык очаровательно покачивал галстук-бабочку, завязанный совсем неправильно, если уж на то пошло. Дезире поблагодарила бога, что Рапунцель умерла одна, — и тут же пожалела, что вообще вспомнила о Рапунцель.

— Согласен, — сказал Аксель, и Дезире тоже сказала «да», когда ее спросили. А в руке у нее, в крепко сжатом кулаке, пряталась косточка, такая же крошечная, как те, которыми давишься где-нибудь в ресторане. В скелете русалки, распадавшемся на части под проклятой веткой того дерева, был и другой скелет — полумальчика-полурыбки, того нерожденного первенца Рапунцель. Дезире будет беречь эту косточку, держать ее в тайне — до одного ужасного дня в будущем. А когда почувствует, что муж уплывает от нее навсегда, если придет время, когда она полностью его потеряет, — просто достанет эту косточку, такую маленькую и белую, что и не видно, и уничтожит его, и вернет его себе.

* * *

Самоубийство русалки есть в выдуманной детской книжке, вокруг которой построен мой роман «Гробы слабой надежды». Эта книжка, которая тоже называется «Гробы слабой надежды», повествует о двух несправедливо осужденных сестрах, отправленных в приют для малолетних преступниц, где их за каждым углом подстерегают фантастические опасности. (По сюжету романа серия детских книжек вызывает опасный фанатизм у читателей, и дети начинают перенимать злые и корыстные черты самых ничтожных персонажей.) Облекая плотью историю русалки, я увлекся образом невесты в первоначальной сказке Андерсена — девушки, на которой принц женится вместо Русалочки. Новая невеста принца ни в чем не виновата, и все же мы склонны считать ее отрицательной героиней из-за ее красоты и безупречности, и еще потому что принц женится на ней, а не на Русалочке. Кроме того, меня зацепило описание роскошной подводной жизни Русалочки среди затонувших сокровищ — какой резкий контраст с ее немотой и униженным положением на берегу. Однако в моей истории невеста получает принца только после того, как любовь к русалке причинила ему много горя и всем разбила сердца.

— Т. Ш.

Перевод с английского Анны Веденичевой