Мать королей

Сонька тем временем сама должна была принимать оставшихся гостей, которых был полон замок. И хотя русинке говорить со многими из них было трудно, любезностью, красотой, серьёзностью, своей очароветельной молодостью она притягивала сердца всех.

Было достаточно таких, которые, представляя старца Ягайллу с этим едва распустившимся цветком, пожимали плечами и улыбались.

В пятницу перед воскресеньем, на которое была назначена коронация, Ягайлло в Мысленицах приветстовал Римского короля и его жену, в субботу обедали в верхней зале солончаков в Величке, вечером королева ждала на Ласоцинском холме.

Возможно, это мгновение в череде тех торжественных дней представляло самую великолепную картину: под открытым небом, которое благоприятствовало спокойствием и мягким воздухом, эти тысячи людей, эти рыцарские отряды на конях, покрытых шитыми попонами, великолепные наряды, роскошь на упряжах и каретах, весёлые толпы, трубы и флейты, колокола и крики…

А на возвышении, которое целиком застелили коврами и сукном, там, где должна была сидеть королева Барбара, в плаще, стекающем до земли, обрамлённом золотом и жемчугом, в золотой ленте на голове стояла торжествующая Сонька, бледная от волнения, счастливая и втревоженная.

Когда король Римский с женой, кроль Датский и Ягайлло в солидном сопровождении показались на тракте, тысячи людей, покрывающие долину и, как муравьи, стиснутые на всём пространстве до города, издали один крик.

Нарядно одетый, потому что любил роскошь и хотел там показаться таким великим, каким чувствовал себя в душе, с цепочкой на шее, на которой дорогими каменьями блестел дракон, его эмблема, король Римский с Барбарой подошли к Соньке. На королеве были очень дорогие драгоценности, её лицо было накрашено, а волосы искусно убраны и схвачены нитями жемчуга, но наряд не мог ей вернуть ни утраченной молодости, ни свежести, ни обаяния.

Её уставшее лицо пыталось улыбнуться, а от глаз старалась добиться кокетливых взглядов, которые бросала на мужчин, но рядом с чудесно красивой Сонькой, свежей и молодой, Барбара казалась чуть ли не дряхлой.

Обеих королев уже ждала карета, вся в золоте и с алой обивкой, запряжённая белыми лошадьми в позолоченной упряжи и попонах. Поздоровавшись, обе сели, и весь их прекрасный кортеж, с королями во главе, направился к замку, а толпы текли к городу.

В маленькой, тесной замковой комнатке, со своими слугами, обречённая там на изгнание, в вечерних сумерках сидела принцесса Ядвига.

Долго рассуждали и спорили о том, должна ли она сопровождать королеву и стоять рядом с ней, или с наречённым Бранденбургом. Сонька была готова взять её с собой, чтобы злым людям не дать повода для враждебных предположений и подозрений, но пятнадцатилетняя девушка, питаемая неприязнью, гордая своей недолей, сама отказалась от участия в торжестве.

Ягайлло не настаивал.

С сухими уже глазами бледная девушка ходила по комнате и любой радостный крик, любой более громкий шум вызывали в ней дрожь и гнев.

Салка сидела вдалеке, с жалостью смотря на принцессу, иногда бросая слово утешения.

Между тем служанки с любопытством выскальзывали во двор и каждую минуту возвращались, принося новости с улицы. Описывали наряды, рассказывали о музыке, называли знакомых панов, рассказывали, в чего они были одеты.

Одна служанка видела королеву, очень бледную и дрожащую, другая утверждала, что она споткнулась на пороге, что было плохим знамением, иная знала, что она ночью плакала и стонала, и не могла уснуть.

Это на мгновение развлекало принцессу, которая нехотя должна была слушать, как была прибрана Окрашенная комната для короля Римского с женой, как устроена Датская комната на верхнем этаже, как в Ласковиче накрыли стол.

Сбегались туда всевозможные новости, начиная от самых мелких до важнейших.

Среди этой заинтересованности одной Сонькой, для которой всё это делалось, сиротство покинутой Ядвиги, заключённой в тёмной и маленькой каморке, забытой и запертой, казалось ей самой и другим ещё страшней… и грустней.

Как в шутку, привозили ей наречённого, старше которого она была, и которого, как ребёнка, презирала; теперь уже разглашали, что Бранденбурга отец должен был отобрать, что всё было сорвано.

Наследница короны оставалась одной, удалённой, потому что, может, ожидали других наследников. Старые женщины в углу шептались между собой: королева постарается о том, чтобы было потомство.

И они переглядывались, давая знаки.

Не щадили от этих прогнозов и бедную Ядвигу. Было очевидно, что королева ревнует, должно быть, хочет от неё избавиться. На самом деле девушка, запертая, как в гробу, в этой комнате, из которой ей нельзя было двинуться, выйти, показаться людям и увидеть людей, вызывала у неё сострадание.

Из мужчин один Страш остался верен принцессе и своей Салке.

Тот также присматривался к тому, что творилось в замке, и насмешливо описывал подробнее то, что ему казалось нелепым и смешным.