Мать королей

Вид Заклики произвёл на Ягайллу неприятное впечатление, хоть спешил его отправить. Бормоча, он отдал ему то, что предназначил, благословил на дорогу и добавил в конце:

– Скажи Бучацкому ради Бога живого, пусть сдают замки, речь о моей жизни.

Итак, Тарло с одним явным письмом, другим, спрятанным в свече, в сопровождении князя Бабы двинулся в Подолье.

Он должен был пойти попрощаться к Свидригайлле, который велел прочитать ему письмо с печатью, а Бабе сурово велел поспешить.

В этот день у брата уже не было времени, чтобы напасть на Ягайллу, оставил его в покое, хотя постоянно бдил и ждал.

Вечером один из челяди прибежал с удивительной новостью, что своими глазами видел прибывшего из Польши бывшего королевского каморника Хинчу из Рогова; но люди Свидригайлло схватили его сразу у ворот, обыскали до рубашки, ища письма, и, ничего при нём не найдя, отвели к самому князю.

Воспоминание о Хинче на мгновение омрачило лицо короля, но в то же время пробудило любопытство, откуда он там взялся и что делал. Поэтому Ягайлло беспокоился, раз за разом спрашивая, что стало с этим Хинчей.

Доносчики говорили правду, потому что действительно Хинча из любви к королю и заботы о нём отправился добровольцем, не только, чтобы принести новости из Кракова, но он вёз Свидригайлле папские письма, кои тайно должен был отдать епископу. Их уже не было с ним, когда у ворот его обыскали.

После долгого ожидания и напрасных усилий на разведке, наконец Хинча появился в замке, страшно измученный дорогой, а больше, может, аудиенцией у Свидригайллы.

Когда его привели, король даже с кровати поднялся, на которой лежал, и сел.

– А ты тут откуда? – сказал он быстро и невнятно. – Кто тебя послал? С чем? Говори!

Хинча едва успел поклониться королю. Он был взволно-ван его видом, потому что, несмотря на то, что Кракове знали о тяжёлом положении Ягайллы, он не ожидал его найти таким измученным и подавленным. Он тяжело вздохнул.

– А! Милостивый государь! – воскликнул он. – Меня никто не посылал (не хотел признаться, что привёз письма). Начали у нас рассказывать, как тут, в Литве, с нашим королём очень плохо, поэтому я приехал добровольно, – не пригожусь ли на что? Но Боже мой милосердный! У меня и в голове не было, что наши оказались тут в такой жестокой неволи.

Он схватился за голову. Король, глядя на него с любопытством, вздыхал.

– Как дела в Кракове?

Хотя Хинча там был, и в этом боялся признаться, чтобы, рассказывая о дворе, не пробудить каких-нибудь подозрений. Он ответил, что только из слухов знает, что там все здоровы и с грустью ждут господина.

– Когда ты сюда приехал, тебя обыскивали и расспрашивали? – спросил он дальше.

– Мало того, что у меня в саквах всё перевернули, – сказал Хинча, – казалось, что внутрь меня хотят заглянуть… чуть брюха не распороли. Потом меня отвели к князю, чтобы я выслушивал его выдумки и брань.

– Он сам тебя спрашивал? Что ты ему сказал? – прервал король, наклоняясь к нему, чтобы лучше услышать ответ. – Меня притащили в Гастолдов дом, – говорил, приблизившись, Хинча. – Длинная комната, стол во всю длину, лес жбанов. Князь у одного угла, дружина вокруг, а когда вошёл, я почувствовал такой хмель, что от одного воздуха можно было опьянеть. Князь начал с брани, угрожая, что и меня, и всех ляхов повесит, если я ему сразу не признаюсь, с чем я был послан и кем. Я предложил хоть на Евангелии поклясться, что прибыл один по доброй воле, прослышав, что с королём мало людей, а я был его бывшим слугой.

Они бросились ко мне, постоянно угрожая то дыбой, то петлёй.

– Дыбой! – прервал грустно король. – Что удивительного! И мне уже ею угрожали, ты не лучше меня!

– Из пустого никто не нальёт, – говорил дальше Хинча. – Я не мог ни в чём признаться, ни имея ничего на уме. Потом стали спрашивать, что делалось в Кракове.

Ягайлло с беспокойством поглядел на Хинчу.

– А ты что им говорил?

– Как обстоит дело и правду, что созывают шляхту и собирают большую армию, чтобы идти на Литву короля отбивать. А если у него с головы упадёт хоть волос, то тут камня на камне не останется.

Король сильно встревожился, но руки его сжались.

– И ты ему это сказал?

– А почему я не должен был ему сказать? – отвечал Хинча. – Пусть знает, что его ждёт. Не лишнее. Правда, услышав это, бросились на меня, крича, рыча, кулаки мне под нос подставляя; один даже ударил в шею сзади и начали кричать, что они сами раньше пойдут на Польшу и обратят её в пепел.

Но сам князь только усы закусил и, покачивая головой, посмотрел на своих.

– То, что я им сказал, это правда: что шляхту созывают на Варту, чтобы как можно скорей собрать войско, – говорил Хинча, вздохнув. – Злились, злились, смеялись, шутили, но в итоге это им было как-то не по вкусу. Начали друг с другом спорить, а мне указали на дверь.

Король глубоко задумался, рассуждая, хорошо ли поступил Хинча, угрожая войском; не увеличил ли этим опасности? Прибывший спокойно стоял, уже немного остыв после того, что вытерпел.